Школа и литература приобщали учащуюся еврейскую молодежь к идейным движениям русского общества, и часть этой молодежи естественно втянулась также в русское революционное движение 70-х годов. Участников-евреев влекло туда не только возмущение против длящегося, хотя и смягченного, еврейского бесправия, но и общее недовольство политическим курсом, вылившееся тогда в форму социал-революционного русского «народничества» и увлекшее русскую молодежь на путь широкой пропаганды среди крестьян («хождение в народ»). Еврейские студенты или самоучки из бывших хедерников и иешиботников «ходили в народ» — русский, а не еврейский, вели революционную пропаганду среди крестьян и рабочих, которых знали только по книжкам. Была сделана только одна попытка создать чисто еврейское социалистическое движение. В середине 70-х годов в Вильне возник революционный кружок, состоявший из студентов высших учебных заведений и учеников еврейского Учительского института. Полиция выследила членов кружка, одних арестовала, другие успели бежать за границу (1875), Один из эмигрантов, Арон Либерман, очутился в Лондоне в кружке Петра Лаврова, издателя революционного журнала «Вперед». Решив вести пропаганду в еврейской массе, Либерман учредил в Лондоне «Союз еврейских социалистов» (1876). В Вене он под именем Фридмана стал издавать социалистический журнал на древнееврейском языке «Гаэмет» («Правда»). Книжки журнала сначала проникали в Россию, но уже третья книжка была конфискована цензурою (1877). Вскоре Либерман в Вене и его единомышленники в Берлине были арестованы и затем высланы из пределов Австрии и Пруссии (1879); они эмигрировали в Англию и Америку и утратили связь с Россией. В самой же России еврейские революционеры были всецело увлечены общим течением. Много отваги и самопожертвования было проявлено выходцами гетто в русском революционном движении 70-х годов; евреи фигурировали в некоторых крупных политических процессах и в публичных манифестациях (например, демонстрация у Казанского собора в 1876 г.), томились в казематах, или на эшафоты пли в Сибирь. В этой идеалистической борьбе за общую свободу была несомненно скрытая энергия еврейского протеста, но не было в ней особого национального знамени — требования свободы и равенства для наиболее угнетенной нации[55].
§ 48. Литература эпохи «гаскалы»
Несмотря на все уклонения от нормального развития, неизбежные в моменты умственных кризисов, основная линия, равнодействующая всего культурного движения, вела к здоровому прогрессу. Наиболее положительным результатом движения было обновление еврейской литературы, широкое развитие того ренессанса, который в форме зародыша показался еще в предыдущую эпоху. Прежде преследуемая религиозными фанатиками «гаскала» получила теперь свободу, возможность развернуть свои творческие силы. То, что во время И. Б. Левинзона делалось единичными заговорщиками просвещения, происходило теперь открыто. Вслед за отдельными писателями явилась литературная армия. Она пользовалась орудиями старой культуры для производства новых ценностей: обновленный библейский язык, очищенный от раввинских варваризмов, приспособлялся к стилю XIX века. По содержанию эта юная литература была еще очень элементарна и подражательна. Как прежде М. А. Гинцбург, усердно занимался теперь переводом книг европейской литературы виленский писатель Калман Шульман (1819—1899). Он наводнил еврейскую литературу массою переводов, начиная с «Тайн Парижа» Эжена Сю и кончая «Всемирной историей» Вебера; Шульман писал риторическими библейскими фразами («мелица»), что в изложении будничных явлений часто производило комическое впечатление. Постепенно, однако, нарождалась оригинальная литература: появились писатели, черпавшие свои сюжеты из национальных преданий или из современной народной жизни.
Еще в тот предрассветный момент, когда все стонало под гнетом репрессий Николая I, в Литве послышались чарующие звуки юной еврейской музы. Пел Миха-Иосиф Лебензон, сын сочинителя высокопарных од Авраама-Бера Лебензона (§ 28), мечтательный виленский юноша, болевший чахоткою и мировою скорбью. Он начал с переложения второй песни Виргилиевой «Энеиды» по Шиллеру («Harissut Troja», 1849), но скоро перешел к родным мотивам. В музыкальных строфах «Песен Сиона» («Schire bat Zion», 1851) излилась вся тоска души, ищущей примирения между верою и знанием (поэма «Соломон и Когелет»), возмущенной угнетением извне («Яиль и Сисера»), мечтающей об освобождении нации («Иегуда Галеви»). Лютая болезнь скосила поэта на 24-м году жизни (1852). Появившийся после его смерти лирический сборник («Kinor bat Zinon») показал, какое богатство поэтических сил таилось в этом безвременно погибшем юноше, который на пороге могилы так трогательно воспевал любовь, красоту и чистые радости жизни.
55
В 1879 г., когда участились покушения террористов на жизнь Александра II, был арестован в Николаеве местный уроженец, студент венского Технологического института, Соломон Виттенберг. Вместе с группой известных русских революционеров он был приговорен одесским военным судом к смерти за участие в террористической организации и был казнен в Николаеве. Накануне казни к нему в тюрьму допустили для прощания его родителей. В беседе с матерью он сказал: «Есть старый русский закон, по которому осужденный на смерть еврей может просить о помиловании, если он принимает крещение. Должен ли я это сделать?» Мать ответила: «Умри, сын мой, таким, каким был до сих пор». В этом ответе «простой, необразованной женщины», не пожелавшей, чтобы сын спас свою жизнь ценою насилия над совестью, потрясенный Виттенберг увидел необычайный «героизм души»; он смутно сознавал связь этого национального героизма с своим революционным самопожертвованием.