При таком настроении Пия IX об улучшении положения евреев в Риме не могло быть речи. Ежегодно представлялись Папе депутации гетто со смиренными просьбами — и каждый раз возвращались ни с чем. Уже вся Италия была объединена под властью короля Виктора-Эммануила, а город Рим оставался единственным гнездом рабства в стране свободы. Но наконец пробил час и католического Вавилона: подошел роковой для папской власти 1870 год. В Ватиканском соборе занимались еще установлением догмата папской непогрешимости, а старшины гетто готовили новую петицию о том, чтобы Папа сжалился над тысячами своих подданных[59] и освободил их от тесноты еврейского квартала, где невозможно жить, где от скученности в темных и сырых домах развиваются болезни и царит ужасающая бедность (июль 1870); но эта слезная записка осталась неподанною. К Риму уже приближались освободители. 20 сентября 1870 г., в разгар франко-прусской войны, в Рим вступили победоносные войска Виктора-Эммануила. Была уничтожена светская власть Папы, и скоро Рим сделался столицей единой и свободной Италии. Папа сделался узником Ватикана в тот момент, когда узники гетто вышли на свободу. Гражданское равноправие евреев было следствием переворота. Еще до объявления новой конституции еврейская община Рима поднесла королю Виктору-Эммануилу адрес (23 сентября), в котором, в качестве «итальянцев, римлян и евреев», приветствовала счастливый переворот. Адрес кончался следующими характерными словами: «Мы произносим теперь в последний раз имя еврей (Israelit). В момент нашего перехода к священному режиму гражданского равенства это — долг благодарности. Под скипетром вашего величества мы отныне, вне нашего храма, будем помнить лишь о том, что мы должны быть итальянцами и римлянами и ничем иным не будем». Стоявшие на пороге свободы не замечали в своих словах еледов вчерашнего рабства. Уста, только вчера лепетавшие униженные мольбы перед престолом деспота Папы, не могли сразу заговорить свободным языком с новой властью; не понимали эти люди, что нет такого «долга благодарности», который требовал бы национального самоотречения от народа, которому правовое государство вернуло отнятые человеческие права.
В начале октября депутация от всего римского населения представилась Виктору-Эммануилу, чтобы передать ему результат народного плебисцита о присоединении Рима к королевству; в составе этой депутации был и представитель еврейской общины Самуил Алатри. Королевским декретом 13 октября и затем решением итальянской палаты депутатов (15 декабря) были отменены все правоограничения, связанные с религией и национальностью. Эмансипация в Риме была актом освобождения заключенных в буквальном смысле слова. Вышедши из мрачного гетто, евреи расселились по разным частям города; в старом квартале, на низком берегу Тибра, остались преимущественно бедняки. С течением времени здесь было снесено много пришедших в ветхость домов, и только некоторые уцелевшие в прежнем виде закоулки сохранились на память о старом «доме рабства». Разброд обитателей гетто вызвал на первых порах и распад общины. От былой автономии эмансипированные отреклись с момента наступления свободы. Еще в октябре 1870 г. старшины римской общины объявили в особом циркуляре, что перемена гражданского положения влечет за собою и необходимость перемен в порядке самоуправления: отныне ведению общины под лежат лишь дела религиозного культа и благотворительности. Но и в этих узких пределах замечалась полная дезорганизация: выходцы гетто устраивались на новых местах, каждый думал о себе, и не до переустройства общины было им в это переходное время. Только позже на развалинах старой общины возникла сеть новых религиозных и благотворительных учреждений.