Гонимая в Берлине, «реформа» перекочевала в Гамбург. В этом вольном городе евреям мешали быть свободными, но не мешали быть свободомыслящими. Начинателем реформы был здесь Эдуард Клей, ученик Фихте и Шлейермахера, выступавший с проповедями еще в берлинской молельне и составивший для нее сборник молитвенных гимнов на еврейском и немецком языках[6]. Из Берлина Клей переселился в Гамбург, где занял пост директора еврейской «Свободной школы», и начал там агитировать в пользу устройства реформированной синагоги. Агитация имела успех: из нескольких десятков семей составилась реформированная община, и в октябре 1818 г. был торжественно открыт новый «храм» (Tempel), в котором Клей сделался постоянным проповедником. Для храма был издан особый молитвенник (составленный гебраистами М. Бресселау и З. Френкелем), в котором был сохранен священный язык, но не весь традиционный материал молитв: многие молитвы были исключены или заменены более благозвучными гимнами (piutim) из сефардского ритуала; в молитвах национальных и мессианских были исключены те выражения, которые ясно указывают на ожидаемое возрождение израильского государства и таким образом бросают тень на немецкий патриотизм евреев. Чин богослужения в «храме» был установлен по берлинскому образцу: по-еврейски читались лишь главные молитвы («Шема»), а прочие по-немецки; гимны пелись хором под звуки органа; проповедь произносилась на немецком языке. Эти нововведения вызвали раскол в гамбургской общине. Против «храмовников», или «тамплиеров», восстали ортодоксы. Раввинская коллегия Гамбурга и соседней Альтоны опубликовала воззвание, в котором запретила всем правоверным молиться в реформированном храме и употреблять новый молитвенник.
Одновременно с общинными раздорами в Берлине и Гамбурге, вокруг вопроса о реформе культа возгорелась литературная полемика. Берлинский вдохновитель реформы, Якобсон, нашел энергичного пропагандиста своей идеи в лице эльзасского выходца Элиезера Либермана, знатока раввинского богословия, мечтавшего о коренных реформах в иудаизме. Якобсон и его берлинские единомышленники, снабдив Либермана средствами, поручили ему объезжать крупнейшие общины Европы с целью собрать отзывы передовых раввинов в пользу синагогальной реформы. Либерман горячо принялся за дело. Спустя короткое время (1818), ему удалось опубликовать мнения двух венгерских талмудистов о том, что еврейский закон не возбраняет ни молитв на языке каждой страны, ни употребления инструментальной музыки в синагогах. Ревностным поборником нового богослужения выступил раввин венгерского города Арад, Арон Хорин, пионер реформы на своей родине, подкрепивший свой отзыв набором цитат из талмудической письменности. Подобный же отзыв дал и офенский талмудист, поклонник каббалы Моисей Куниц. Издав отзывы этих ученых в книжке под заглавием «Блеск правды» («Nogah ha’zedek», Dessau, 1818), Либерман одновременно напечатал брошюру «Свет воссиявший» («Or nogah»), в которой горячо призывал к обновлению синагогального строя. Он доказывал, что благолепие и стройный порядок новых храмов могут привлечь к богослужению молодежь, отталкиваемую жалкою внешностью и сутолокою старой синагоги, что немецкую проповедь об учении иудаизма придут послушать и отчужденные от еврейства юноши и девушки, проводящие время за чтением пустых романов. Осуждая забвение древнееврейского языка среди молодежи и настаивая на его изучении, Либерман, однако, замечает, что лучше молиться на доступном немецком языке, чем на непонятном древнем языке. Вообще, он находит, что духовные пастыри каждой эпохи имеют право изменять в духе времени не только народные обычаи, но и различные нормы талмудического законодательства, не соответствующие новым условиям жизни.
Агитация Либермана и особенно опубликованные им мнения четырех раввинов, в связи с тогдашним выступлением гамбургских храмовников, вызвали бурю в лагере ортодоксии. Гамбургский раввинат повел со своей стороны сильнейшую агитацию. Он собрал мнения сорока раввинов различных общин Европы против всяких изменений в освященном веками ритуале и опубликовал их в книге, озаглавленной: «Вот слова завета!» («Eile divre ha’brith», Altona, 1819). Среди этих имен воинов ортодоксии встречаются знаменитости: познанскийраввин Акиба Эйгер, никольсбургский Мар до хай Беннет, пресбургский Моисей Софер. Протестуя против гамбургских «новшеств», раввины заявили, что нельзя изменять ни одной йоты ни в содержании, ни в языке молитв, ибо в каждое слово молитвы вложен древними мудрецами глубокий смысл, явный и тайный. Ярый гонитель просвещения Моисей Софер доказывал, что даже мелодию молитвы нельзя изменить, ибо и мелодия «получена по традиции от учителя нашего Моисея». Раввин прусской Польши, Яков Лисса, предлагал бороться с «разрушителями» путем донесений правительству, которое легко убедить, что религиозное вольнодумство идет об руку с политическим. Большинство раввинских посланий было написано в крайне резком тоне: гамбургские реформисты и их литературные единомышленники награждались эпитетами «нечестивцы, распущенные, злодеи, плуты, мальчишки, простаки, неучи, бунтари, ни евреи, ни христиане». На эти нападки ответил, с более утонченною резкостью, один из основателей гамбургского храма, вышеупомянутый Бресселау, в кратком памфлете («Chereb nokemeth», 1819), где он повторил основные доводы Либермана о спасительности реформ, призванных удержать в иудействе уходящее от него молодое поколение.
6
Такой же сборник гимнов, под заглавием «Gesangbuch für Israeliten», издал в 1816 г. франкфуртский учитель И. Иолсон. Об этой книге рассказывают следующий курьез. Составитель ее, стараясь насадить в синагоге лютеранское пение, прямо перепечатывал религиозные гимны из немецких молитвенников, заменяя в них слово «Jesus» словами: «Herr, Einziger». В одном месте, по недосмотру автора или наборщика, слово Jesus осталось, и книга вышла на свет с молитвою евреев к Иисусу. Произошел скандал; злополучный лист пришлось вырвать из всех экземпляров и перепечатать. (Zirndorf. Jost und seine Freunde, c. 161—62). Рассказ характерен для мании подражательности в еврейско-немецкой реформации.