Но и молодые руководители союза не имели ясного представления о путях, ведущих к поставленной цели. С умами, отуманенными гегелевской философией, приступили они к синтезу иудаизма с европеизмом, будучи мало знакомы (за исключением Цунца) с миросозерцанием и бытом народа, от которого были оторваны своим воспитанием. Председатель «Союза культуры», Ганс, развивал в своих годовых отчетах туманную философию в гегельянском стиле: понятие нынешней Европы есть «множественность, завершаемое в единстве», а еврейская жизнь есть «единство, еще не дошедшее до множественности». Отсюда вывод: «Евреи не могут погибнуть, не может исчезнуть и иудаизм; но в великом движении целого еврейство должно казаться исчезнувшим, продолжая, однако, жить как река в океане». Когда с этих заоблачных высот приходилось спускаться в юдоль жизни, сеятелями «культуры» овладевало отчаяние. Они видели внутреннее опустошение еврейства в Германии: «отрицательное просвещение, состоящее в презрении к существующему, без стремления наполнить пустую абстракцию новым содержанием» (фраза Ганса в отчете 1823 г.). Полное равнодушие общества к целям и деятельности союза, число членов которого было ничтожно, привело вскоре к тому, что союз распался и его журнал прекратился (1824). Руководители дела окончательно разочаровались в возможности возрождения еврейства. Печальный конец союза был еще более омрачен поступком его председателя: тщетно боровшийся тогда за получение кафедры в Берлинском университете, Ганс в 1825 г. принял крещение и этим путем добился профессуры. Постыдно было это отпадение вождя организации, поставившей себе целью, между прочим, борьбу с ренегатством. Гейне, который в то же время сам последовал примеру Ганса и тотчас же раскаялся в этом, позже резко осудил его поступок: «Принято за правило, что капитан последним оставляет потерпевший крушение корабль, Ганс же спасся первым». Не мог Ганс искупить свою вину перед еврейством своими позднейшими заслугами перед немецкою наукою, своею борьбою против «лакеев древнеримского права», против реакционной «исторической школы права», созданной профессором Савиньи и другими идеологами «христианско-немецкого» государства («Как извивается под пятою Ганса жалкая душа господина фон Савиньи!» — писал Гейне). Отступничество Ганса было клеймом поколения, в котором многие из передних рядов не могли удержаться на грани, отделявшей еврейство от окружающего мира.
Крушение «Союза культуры» отняло на время душевное равновесие даже у того из его руководителей, которому суждено было впоследствии сделаться апостолом еврейского знания. В год кризиса у Л. Цунца вырвались такие слова отчаяния: «Еврейство, которое мы думали преобразовать, разъединено и составляет добычу варваров, дураков, менял, идиотов и «парнасим» (общинных старшин). Солнце не раз еще опишет свой круг, а племя это останется разъединенным: одна часть его будет переходить в христианскую религию из нужды, без убеждения, а другая будет прозябать в старой грязи, отверженная Европою, с высохшими глазами, обращенными к ослу Мессии. Я не верю больше в возможность еврейской реформации: камнем нужно бросить в этот призрак и прогнать его». Но среди этого прилива отчаяния у того же Цунца вырывается восклицание: «Из всего этого потопа выплывает одна только неистребимая наука иудаизма. Она живет, и занятие этою наукою составляет мое утешение и мою опору». И действительно, углубление в еврейскую историю спасло Цунца от разлада с самим собою. Уже в первых трех своих исследованиях, помещенных в журнале «Союза культуры», он обнаружил необыкновенный дар проникновения в глубины еврейской истории, тогда еще совершенно неисследованной. В своей «Жизни Раши» он пролил свет на эпоху зарождения раввинской письменности в средневековой Франции. В «Основных чертах еврейской статистики» Цунц набрасывает обширный план подготовительных работ для историографии. Во вступлении к другой статье («Исследование об именах испанских городов в еврейской письменности») он впервые устанавливает свой взгляд, что история диаспоры складывается из двух элементов: мученичества и литературного творчества, что вся национальная активность проявляется в мышлении и созидании литературных ценностей, — взгляд односторонний, игнорирующий социальный элемент истории и роль автономного общественного строя в деле сохранения нации, но характерный для тогдашней еврейской историографии.