Тесная связь чемберленовской теории рас с прусско-юнкерской реакцией была очевидна и характеризовала упадок немецкого общества на закате века, видевшего раньше иные проявления немецкого духа. Антисемитизм довел Германию до того, что она вступила в XX век с клеймом позора на челе — с средневековым ритуальным процессом. Перед Пасхой 1900 г. в прусском городке Конице был найден труп немецкого гимназиста Винтера, разрезанный на куски и разбросанный в различных местах. Сначала подозрение пало на немецкого мясника Гофмана, с дочерью которого юноша находился в интимных отношениях, но вскоре после ареста подозреваемого дело повернулось так, что в тюрьму попал и еврейский мясник Израэльский по обвинению в ритуальном убийстве. Этот поворот в судебном следствии был вызван агитацией антисемитов в Конице и Берлине. Берлинская антисемитская газета «Staatsbürgerzeitung» кричала в каждом нумере, что в Конице совершилось ритуальное убийство — дело рук еврейских сектантов, употребляющих христианскую кровь для своих религиозных таинств. Однако гнусная клевета не подтвердилась следствием, и через несколько месяцев евреи были освобождены, как был освобожден за недостатком улик и немец Гофман. Не успев повлиять на ход судебного следствия, агитаторы-антисемиты имели успех в другом направлении: в подстрекательстве толпы к самосуду над евреями. В Конице и соседних городах и селениях померанской Пруссии буйная толпа бросала камни в окна еврейских домов и синагог и оскорбляла встречных евреев на улицах; были и попытки серьезных погромов, прекращенные вмешательством войск. Позже суд раскрыл много тайн в той преступной организации, которая орудовала в коницком деле. Выяснилась, что группа журналистов из местных и берлинских антисемитских газет опутывала людей доносами и шантажами; некоторые предлагали свои услуги за деньги одновременно и евреям, и их врагам.
§ 6 Экономическая и духовная жизнь под гнетом реакции
Антисемитизм был направлен против подъема евреев по социальной лестнице после эмансипации. В какой мере удалось ему установить это движение вверх? Статистика последних десятилетий XIX века должна дать нам ответ на этот вопрос.
Рост населения. — В 1871 г. число евреев в Германии достигло 512 000 (из них в только что присоединенной Эльзас-Лотарингии числилось около 30 000), а в 1880 г. это число возросло до 562 000[6]. Это десятилетие между началом осуществления эмансипации и возникновением антисемитизма дало нормальный прирост еврейского населения (почти 10%). Но в следующие десятилетия прирост резко падает: в 1890 году в Германии числится 568 000 евреев, т. е. прирост составляет только 1,15% (против христианского прироста в 9,27%), а в 1900 г. числится 587 000, что составляет прирост в 3,35 %. В этом сокращении роста сказалось прежде всего влияние антисемитического движения конца века: оно вызвало ухудшение экономических условий и эмиграцию в Америку и другие страны, между тем как приток иммигрантов в Германию из России был остановлен прусским правительством (массовые изгнания 1886-го и следующих годов). Была и естественная причина замедления роста населения: понижение рождаемости; с 80-х годов она падает среди германских евреев с 37 до 22 на каждую тысячу человек, между тем как христианские рождения сохраняют нормальную высоту (38 на тысячу). Все это привело к тому, что процент еврейского населения в Германии сильно понизился к концу XIX века. В Пруссии, например, евреи составляли в 1880 г. 1,33% всего населения, а в 1900 г. только 1,14%.
Переселение в большие города.—Две трети еврейского населения Германии находились в Пруссии (в 1880 г. — 363 000, а в 1900 г. — 380 000). В этом населении росла тяга в большие города. В Берлине, где в 1880 г. жило 54 000 евреев, оказалось в 1890 г. 80 000, а в 1900 г. — 106 000, то есть за двадцать лет берлинская община удвоилась. Такое же явление замечалось и в других больших городах и промышленных центрах: Франкфурте-на-Майне, Лейпциге, Кельне. В Берлин переселялись преимущественно из Познанской провинции, которая в ту эпоху все более теряла своих еврейских жителей: в 1880 г. там было 56 000, а в 1900 г. осталось только 35 000 евреев. Мелкие провинциальные общины в Германии сильно сокращались вследствие переселения их членов в большие центры, так что оставшейся горсти трудно было содержать свои синагоги и другие учреждения. Этому уходу из провинции содействовало и антисемитское движение. В небольшом провинциальном городе агитация антисемитов, призывы к бойкоту еврейских торговцев или даже к эксцессам часто находили немедленный отклик, и личная безопасность заставляла евреев переселяться в большие города.
Профессии. — Городским элементом германские евреи оставались и по своему профессиональному составу. Перемены произошли только в распределении их по городским профессиям. По переписи 1895 года это распределение представляется в следующем виде: в торговле были заняты 313 000 человек, или 55% всего еврейского населения, в индустрии и ремесле — 128 000, или 22%, свободными профессиями и общественной службой занимались 37 000, или 6!ó %, на ренты или доходы с капиталов жили 80 000, или 14%, сельским хозяйством занимались 5 700 (1%), а в домашнем услужении находились 1892 (0,3%). Таким образом, старая хозяйственная структура сохранилась только в преобладании торговли над всеми другими профессиями, но это преобладание уже было понижено до размеров 55%. Выросло участие евреев в фабричной индустрии и в ремесле, хотя и здесь они больше являлись в роли работодателей (фабрикантов и содержателей мастерских), чем в роли рабочих. Совершенно новым послеэмансипационным явлением был значительный еврейский элемент в свободных профессиях: число адвокатов, врачей, инженеров, журналистов, учителей выросло до размеров, которые давали себя чувствовать в больших городах, где концентрировалась эта армия интеллектуальных работников. Лишь небольшая ее часть могла пристроиться на государственной службе, куда евреев допускали в гомеопатических дозах; большинство же занималось частной практикой или служило в учреждениях еврейских общин. Большое число рентнеров, живших на доходы с капиталов, свидетельствовало о высоком уровне благосостояния среднего класса у евреев (14% против 8% у христиан). Что же касается сельского хозяйства, то один процент евреев против 28% христиан является только «тестимониум паупертатис» еврейской сельской культуры, обычной аномалией диаспоры.
Стремление к высшему образованию. — Свойственный старому культурному народу интеллектуализм проявлялся в эту эпоху в усиленном наплыве еврейской молодежи в германские высшие школы. Эти школы посещались евреями в числе, значительно превышавшем пропорциональное отношение их к прочему населению. Это объяснялось прежде всего отсутствием общеобразовательных национальных школ, которых не могли заменить элементарные «религиозные школы» в еврейских общинах, составлявшие придаток к синагоге. Еврейская молодежь получала свое образование в немецкой школе всех ступеней, и тут замечалось следующее явление: в то время как из ста учащихся христиан в Пруссии 94 довольствовались обязательным элементарным образованием и только шесть посещали среднюю школу (гимназии и реальные училища), из ста учащихся евреев около половины посещало средние школы, т. е. в восемь раз больше, чем христиане. В прусских университетах евреи составляли в 1895 г. почти десятую часть всех студентов, между тем как в стране они составляли лишь несколько более одной сотой части населения, — следовательно, и здесь они учились в десять раз больше христиан. (Тут, однако, нужно иметь в виду, что в 90-х годах значительную группу еврейских студентов составляли выходцы из России, учившиеся преимущественно в Берлине и Гейдельберге.)
Смешанные браки и крещение. — Немецкая школа была главным фактором ассимиляции. За ним следовали браки между евреями и христианами, число которых сильно возросло в рассматриваемую эпоху. До 1880 года смешанные браки в Пруссии составляли десятую часть всех еврейских браков, а в следующие годы они растут и в 1899 г. составляют уже пятую часть всех браков, т. е. на каждые 5 браков приходится 4 чисто еврейских и 1 еврейско-христианский. Сначала преобладали случаи женитьбы христиан на еврейках, а к концу периода участились случаи женитьбы евреев на христианках. В тех и других случаях дети обыкновенно причислялись к христианам, и таким образом большая часть потомства пропадала для еврейства. Крайняя ступень ассимиляции, крещение, также дает в это время численное повышение: в Пруссии число крещений увеличилось за период 1880-1900 гг. в шесть раз (76 крещений в 1879 г. и 480 в 1900 г.). Совершенно не поддавались учету случаи крещения новорожденных по воле родителей, которые сами оставались в еврействе, а детям обеспечивали хорошую карьеру приобщением к господствующей церкви. В новом ренегатстве преобладал вообще материальный расчет. Религиозная ассимиляция стала орудием осуществления гражданского равноправия, как национальная ассимиляция служила раньше орудием его достижения. Относительно первой вернее было бы употреблять термин «симуляция». Только в редких случаях евреи принимали христианство по убеждению, вследствие мистического настроения или крайней идейной последовательности в духе Момзена: если уж ассимилироваться и приобщаться к немецкой культуре, то надо идти до конца, ибо из этой культуры нельзя выделить ее христианский элемент. Впрочем, абсолютная величина крещений была незначительна: до 500 крещений в год на всю Германию (из них свыше половины в Пруссии), что при с лишком полумиллионном еврейском населении составляло небольшую дробь. Только в связи с повальной ассимиляцией и смешанными браками, как подготовкою к отпадению потомства, это явление приобретало значение грозного симптома.