Гнев, кипевший в тысячах еврейских душ, вооружил руку слабого юноши, студента швейцарского университета Давида Франкфуртера, который в начале февраля 1936 г. убил гитлеровского агента в Давосе, Густлофа. Невольный террорист объявил на допросе, что он хотел этим демонстрировать протест еврейства против гнусного издевательства над ним в Германии. Боялись ужасной мести со стороны германского правительства, но приближалась Всемирная олимпиада в Берлине, и власти «третьей империи» имели основание опасаться, что в случае новой расправы над евреями Олимпиада будет многими иностранцами бойкотироваться. Месть отсрочили, но швейцарское правительство было предупреждено, что Гитлер ждет жестокой кары за убийство его агента. Под этим давлением кантональный суд в Хуре приговорил к 18 годам каторги юношу, который шел на акт террора как на жертву (декабрь 1936 г.). В том же году буквально принес себя в жертву другой еврей, который не мог перенести равнодушие мира к мученичеству братьев в Германии. 2 июля 1936 г. в Женеве, в зале заседаний Лиги Наций, во время обсуждения политических вопросов, раздался выстрел в ложе журналистов: застрелился Стефан Люкс (Lux), эмигрировавший из Германии журналист; в портфеле самоубийцы нашли несколько писем, из которых одно было адресовано английскому министру иностранных дел Идену, представителю Великобритании в Лиге Наций. То был крик истерзанного сердца: почему правительства молчат, когда на их глазах совершается перманентное преступление, издевательство над сотнями тысяч культурных людей? Жертвенный акт Люкса был символом: за невозможностью бороться с врагами человек принес в жертву самого себя перед ареопагом правителей, который должен был бы олицетворять мировую совесть.
Но совесть лучшей части человечества оказалась бессильною против бессовестности худшей его части, враждебной к пацифистским идеалам Лиги Наций. В той самой сессии Лиги в Женеве, где раздался выстрел Люкса, обсуждался жгучий вопрос об отмене санкций против Италии за ее нападение на Абиссинию, и Союз народов, поклявшихся не нападать друг на друга, должен был признать свое бессилие против члена, нарушившего эту клятву. В этот момент перед Европою впервые предстала опасность двух коалиций: фашистской итало-германской против демократической англо-французской, что неминуемо должно было привести к новой мировой войне. Для положения евреев в Германии эта перспектива оказалась фатальной: чувствуя поддержку со стороны Муссолини, германские нацисты могли смелее вести свою политику истребления евреев. Они не довольствовались этой работой у себя дома, но растянули сеть этой пропаганды по всему свету. Как московское правительство создало Коммунистический Интернационал, Коминтерн, так берлинское правительство организовало национал-социалистический интернационал, Нацинтерн, но делало это тайно, через своих многочисленных агентов во всех частях света.
Экономическое разорение евреев в Германии шло быстрыми шагами. Систематический бойкот еврейской торговли, возведенный чуть ли не в закон (за покупку товаров в еврейской лавке чиновники часто увольнялись со службы), заставлял владельцев предприятий, особенно в провинции, продавать их за гроши арийцам; газеты то и дело с торжеством извещали, что такие-то крупные предприятия «перешли в арийские руки». Разоренные купцы бежали из малых городов в Берлин и другие крупные центры и ложились бременем на благотворительность местных общин. Оставался один путь спасения от разорения и террора: бегство за границу. Оно началось с первого дня прихода Гитлера к власти и продолжалось непрерывно. За четыре года (1933-1936) из Германии эмигрировало 110 000 евреев; 1937 год довел эту цифру приблизительно до 130 000, так что за пять лет покинуло Германию около четверти ее еврейского населения. Треть всей эмигрантской массы устроилась в Палестине, остальные рассеяны по Европе и Америке. Но и эмигрантов не выпускали из Германии без предварительной экспроприации, хотя и частичной: в пользу государства конфисковывалась у состоятельных людей приблизительно треть их капиталов на покрытие податного дефицита. Десятки тысяч непристроенных эмигрантов бродят еще по свету, и назначенная Лигой Наций комиссия помощи беженцам не может справиться с их ужасной нуждой.
Около 400 000 евреев остается еще ныне (к началу 1938 г.) в гитлеровской Германии. Это—люди обреченные. Потрясающее впечатление производит последняя резолюция «Представительства евреев в Германии» («Reichsvertretung der Juden», январь 1938). Вожди обреченных признают, что они видят свою главную задачу в подготовлении масс к переселению, но не от них зависит допущение переселенцев в другие страны; они обращаются с призывом к правительствам Палестины и Америки принять во внимание положение германских евреев и допустить их в большем числе, чем это установлено строгими иммиграционными законами. К германскому же правительству еврейские представители обращаются со следующей мольбой: «Значительная часть престарелых евреев не способна к переселению и вынуждена окончить свои дни в Германии. Чтобы они не пали бременем на общественную благотворительность, нужно им дать возможность сколько-нибудь зарабатывать. После того как евреи исключены из государственной, культурной и общественной жизни, а также из всех видных хозяйственных позиций, мы просим имперское правительство приостановить дальнейшее ограничение евреев в добывании средств к существованию. Мы надеемся также, что переселенцам и их семействам не будет запрещено поддерживать сношения с оставшимися в Германии». Правительство Гитлера ответило на эту мольбу тем, что закрыло на месяц опубликовавшие резолюцию еврейские органы печати.
В марте 1938 г. к судьбе германских евреев были приобщены двести тысяч их братьев в немецкой Австрии. Одним ударом Гитлер разрубил гордиев узел вопроса об «Anschluss» — объединении немецкой Австрии с Германией: 11 марта германская армия и штурмовые отряды нацистов вступили в Австрию и без сопротивления оккупировали Вену и другие города, а через два дня туда прибыл Гитлер и провозгласил Австрию с ее шестимиллионным населением частью Германии. Начался разгул штурмистов в Вене, еще более варварский, чем пятью годами раньше в Берлине после прихода их вождей к власти. Мирное еврейское население было обречено на разгром. Штурмисты и просто грабители врывались в еврейские дома и торговые заведения, производили обыски, конфисковывали или просто отнимали деньги, ценные вещи и товары, а владельцев частью избивали, частью отправляли в полицейские участки. Президент венской еврейской общины Фридман был арестован, касса правления забрана, а само здание общины превращено в казарму для штурмистов. Евреи были объявлены бесправными, как в Германии. На многих магазинах появились вывески: «Еврейская торговля», «Не покупайте у евреев!» Адвокатам была запрещена практика, за исключением тех, которые могут доказать, что они практиковали до 1914 года. Знаменитый творец «психоанализа», престарелый Зигмунд Фрейд, был подвергнут домашнему аресту и не может покинуть Вену. Лидер сионистов Штрикер и еще некоторые политические деятели отправлены в концентрационный лагерь. Над интеллигенцией особенно издевались: многих посылали целыми отрядами для очистки улиц и для исполнения самых грязных работ под наблюдением надсмотрщиков-штурмистов. В Вене среди евреев пошла настоящая эпидемия самоубийств: люди, сразу потерявшие возможность существования, убивали себя, иногда целыми семьями. На венских еврейских кладбищах часто бывало около ста погребений в день, причем прессе запрещалось сообщать об этом; среди трупов были, несомненно, и жертвы нацистских варфоломеевских ночей, как раньше в Берлине. В настоящий момент террор еще продолжается...[38]
Таким образом, на наших глазах быстро разрушаются два древних центра еврейской диаспоры: Германия и Австрия, теперь объединенные в «Великогермании». Уже сейчас вопли австрийских беженцев носятся по Европе и Америке. Еще остающиеся под властью нацистов 600 000 евреев обречены на вымирание или на рассеяние по земному шару.
§ 9 Эпидемия нацизма в Восточной Европе
Эпидемия нацизма шла из Германии, поражая прежде всего те страны, где для нее была подготовлена почва. Она не могла еще проявляться там в тех крайних формах, которые сделали из германского переворота открытый бунт против всех идеалов XIX века, но частично, особенно в деле усиления агрессивного антисемитизма, она действовала губительно. Наиболее восприимчивою к заразе в этом отношении оказалась Польша, где старая антисемитская партия национал-демократов, или эндеков, в такой же мере фальсифицировала демократию, как германские национал-социалисты—социализм, а обе партии одинаково извращали идею истинного гуманного национализма. Антисемитская бацилла гнездилась даже в менее вирулентной форме в правительственной партии маршала Пилсудского, так называемой «санации», которая, однако, не могла санировать Польшу и ее правящие круги от шовинизма и пренебрежительного отношения к еврейству. Сам Пилсудский в последние годы жизни значительно подвинулся вправо. Он первый из европейских правителей решился заключить пакт о ненападении с гитлеровской Германией (1934), когда еще не остыл гнев свободных народов против кровавых дел желторубашечников. В том же году был любезно принят в Варшаве германский министр пропаганды Геббельс, которому дали возможность прочесть лекцию в польском университете, а потом частым гостем польского правительства стал Геринг, который похвалил Пилсудского, как «достойного партнера Гитлера». Конечно, эта похвала была преувеличена: Пилсудский не был способен ни на полный разгром демократии, ни на антиеврейский погром в духе нацизма. Пока он жил, он сдерживал буйные страсти эндеков, рвавшихся в бой против евреев. Но как только он умер (май 1935 г.), для польских евреев настала пора жестоких преследований.
38
В момент, когда эти строки сдаются в печать, получены газетные сообщения о новом акте германского правительства, имеющем целью окончательное уничтожение евреев в Германии и Австрии. Хозяйственный диктатор Германии, фельдмаршал Геринг, издал декрет о регистрации всех еврейских имуществ, превышающих 5000 марок, с явною целью конфисковать их впоследствии в пользу государства. Официальный орган Гитлера «Фелькишер беобахтер» называет эту меру вторым актом после «Нюрнбергских законов», направленных к искоренению еврейства в Германии. За гражданским уничтожением евреев последует теперь и экономическое. Названный гитлеровский официоз вменяет в заслугу нацизму то, что за пять лет своего господства он «сделал невозможное возможным». Действительно, мы живем в эпоху «неограниченных возможностей».