Был момент, когда казалось, что антисемитизм лишится той тайной поддержки свыше, которая ему оказывалась в течение десяти лет. Смерть императора Вильгельма I освободила трон Гогенцоллернов для единственного либерального представителя этой династии, Фридриха III; но царствование этого тяжко больного человека продолжалось только три месяца (март-июнь 1888 г.). Фридрих уже начал чистить прусское министерство от реакционных элементов и намеревался также удалить от двора «гофпредигера» Штеккера. Евреи имели основание надеяться, что кронпринц, назвавший антисемитизм «позором века», будет ему противодействовать, став императором. История Германии, может быть, получила бы другой вид, если бы этот мирный конституционный монарх жил дольше; но судьбе угодно было заменить его дурным сыном, Вильгельмом II, олицетворением всех пороков империалистической Германии. По натуре склонный к монархическому абсолютизму и милитаризму[5], этот прусский юнкер на престоле возбуждал радужные надежды в сердцах антисемитов. На первых порах эти надежды не оправдались: по принятом этикету новый монарх в ответ на поздравления уверял, что для него равны все граждане. Такие заявления могли на время устранить опасение законодательной отмены гражданского равноправия; но Вильгельм II ничего не сделал для того, чтобы устранить административный произвол, фактически сокращавший равноправие евреев. Все реакционные элементы в правительстве остались на местах или были заменены особами той же породы, а пропаганда крайнего антисемитизма не встречала тех полицейских и цензурных препятствий, которыми обуздывалось всякое свободное слово слева.
В 1889 г. состоялся съезд антисемитов («Antisemitentag») в Бохуме, где принимали участие более радикальные элементы партии, не довольствовавшиеся умеренною тактикою Штеккера. Здесь задавали тон агитаторы Либерман фон Зонненберг, призывавший к бойкоту евреев, и лидер «Антисемитской народной партии» Отто Беккель. Последний в своих речах и брошюрах осуждал правых антисемитов, опиравшихся на дворянство, и требовал, чтобы антисемиты выступали как крестьянская партия (за это Беккеля, агитировавшего в Гессене среди крестьян, прозвали «крестьянским царем» (Bauemkönig). Съезд в Бохуме решил, что антисемитизм должен иметь не только национальную, но и социальную подкладку, а потому дал партии новое название: «Немецко-социальная партия» (Deutsch-soziale Partei). От переименования сущность партийной программы изменилась только в смысле большей радикальности требований: съезд признал нужным добиваться, чтобы евреев лишили права быть избираемыми в парламент и даже городские думы, чтобы их не допускали ни на государственную, ни на муниципальную службу; еврейские судьи, адвокаты, врачи, техники могут практиковать только среди своих соплеменников; еврейские купцы не могут быть членами торговых палат; евреи, как иностранцы, освобождаются от натуральной воинской повинности и взамен уплачивают определенную поголовную подать. Требовалось еще, чтобы правительство подвергло Талмуд научной экспертизе с целью обнаружить «опасные для государства» поучения этой книги. Было признано необходимым немедленно изгнать из Германии евреев, еще не получивших натурализации, и не допускать иммиграции из России. Это требование предъявлялось после того, как по жестокому распоряжению прусского правительства (1887) были выселены из Пруссии сотни еврейских семейств, давно переселившихся туда из России, а новые эмигранты безжалостно отгонялись пограничными жандармами обратно к российской границе. Эти требования «радикальных» антисемитов очень нравились заинтересованным группам городского и сельского населения. Радикалы завоевали все симпатии, и штеккеровцы отступили на задний план. Сам Штеккер в это время уже утратил свое влияние при дворе и, вследствие разных интриг, был уволен от должности придворного проповедника. В 1890 г. победили на выборах в рейхстаг крайние антисемиты; в парламент вошли пять антисемитских депутатов, в том числе Либерман и Беккель.
Против злых духов антисемитизма немецкое еврейство боролось священными заклинаниями. В 1884 г. съезд раввинов в Берлине опубликовал декларацию о том, что опороченное антисемитами нравственное учение иудаизма отличается идеальной чистотой. «Именем единого Бога» 120 раввинов торжественно объявили, что иудаизм основан на заветах любви к ближнему, даже чужому и иноверцу, и на полной веротерпимости, как это видно из библейских текстов, хорошо известных и антисемитам; если же в позднейшей религиозной письменности встречаются изречения, противные этим основным заповедям, то они являются только мнениями отдельных лиц, лишенными обязательной силы. Для той же цели «Союз немецко-еврейских общин» опубликовал в 1889 г. «Основные положения еврейского нравственного учения», которые, по словам одного наивного еврейского историка, «произвели повсюду прекрасное впечатление», вероятно — на самих евреев, ублажавших себя мыслью, что можно черта выкурить ладаном.
При полном смирении в области национально-политической еврейские общины проявляли большую чувствительность там, где затрагивался религиозный быт. В 1886 г. антисемиты изобрели новый способ пакостить евреям: от имени различных «обществ для покровительства животным» поступила в рейхстаг петиция, требовавшая запрещения еврейского способа убоя скота — «шехиты», по которому животное зарезывается без предварительного оглушения, что будто бы увеличивает его страдания. Ввиду религиозного значения обряда «шехиты», основанного на древних анатомических соображениях и не допускающих никакого отступления, удовлетворение петиции было бы равносильно запрещению ортодоксальным евреям есть мясо. Еврейские общины стали посылать рейхстагу многочисленные контрпетиции; были представлены отзывы 150 христианских анатомов и ветеринаров о том, что «шехита» при умелом исполнении не более болезненна для животного, чем другие способы убоя, и что мясо при этом способе лучше сохраняется. В 1887 г. вопрос обсуждался в рейхстаге в связи с проектом изменения закона, карающего за нарушение общих правил убоя скота. В защиту евреев выступил известный лидер католического центра Винлгорст, который заявил: «Ради мнимого покровительства животным нельзя допустить насилие над религиозною совестью людей». Вопрос был решен в духе покровительства людям. В общем законе об убое скота была сделана оговорка, что он обязателен «при условии возможного сохранения религиозных обычаев». Это решение не было, однако, обязательно для всех союзных государств Германии. В Саксонии антисемиты не успокоились до тех пор, пока не добились от своего правительства запрещения «шехиты» (1892), вследствие чего ортодоксальные евреи этой страны должны были бы сделаться невольными вегетарианцами; но и обходили закон тем, что привозили «кошерное» мясо из ближних мест, расположенных по ту сторону саксонской границы.
Не обошлось тогда и без попытки воскресить старую, давно забытую в Германии легенду о ритуальных убийствах. В той же померанской Пруссии, где в 1881 г. происходили погромы, в деревне Скурце был найден в реке, под мостом, труп 14-летнего христианского мальчика, сына портного Цибули, правильно разрезанный по суставам и обескровленный (1884). Местные юдофобы с католиком-мясником Берентом во главе сразу обвинили евреев в «ритуальном убийстве», ссылаясь на расчленение и обескровление тела. Был нанят лжесвидетель-батрак, показавший, что в день исчезновения мальчика он видел возле моста еврея Иозефсона, торговца лошадьми. Иозефсон был арестован, а с ним еще два еврея: 73-летний купец Фосс с сыном, так как в погребе их дома был найден горшок с кровью. Оказалось, однако, что кровь эта бычачья, как выяснил химический анализ, произведенный в Берлине. Было ясно, что тут кроется преступная махинация со стороны обвинителей. По распоряжению министров юстиции и внутренних дел в Скурц прибыл особый уголовный комиссар для расследования дела. Комиссару удалось скоро распутать сеть лжи, в которую попались невинные. Обнаружилось, что мясник Берент предлагал разным лицам деньги, с тем чтобы они свидетельствовали против евреев; батрак, указавший на Иозефсона, сознался при вторичном допросе, что видел у моста в день катастрофы не Иозефсона, а Берента. После этих явных улик Берента предали суду. Дело разбиралось в Данциге судом присяжных, состоявшим из шести католиков и шести протестантов. На суде выяснилось, что Берент — ярый антисемит, старавшийся всячески выжить евреев из деревни. Его участие в убийстве было очевидно, но в последнюю минуту свидетель-батрак опять изменил свое показание, заявив, что не помнит, видел ли он Берента у моста. Голоса присяжных заседателей разделились: шестеро протестантов признали Берента виновным, а шестеро католиков невиновным. Это было вполне понятно: сам подсудимый был католик, а католики вообще больше верят в средневековую легенду, чем протестанты. Таким образом, Берент, по правилу о равенстве голосов в уголовных делах, был объявлен по суду оправданным (1885). Как только этого заведомого преступника выпустили на свободу, он поспешил уехать в Америку.
5
В 1891 г. этот «конституционный монарх» внес в золотую книгу ратуши в Мюнхене следующий афоризм деспотов: «Suprema lex regis voluntas» (Высший закон — воля царя), что глубоко возмутило его мать, вдовствующую императрицу Викторию из английского королевского дома. (См. изданные в 1928 г. «Письма императрицы Виктории»). После своего бегства в Голландию в 1918 г. экс-кайзер, как известно, открыто высказался в духе крайнего антисемитизма.