Но началась мировая война, а во время войны, как известно, умолкают не только музы, но и науки, поскольку они не служат делу уничтожения. Поэтому экспедиция в Африку не состоялась, и Рейхштейну пришлось бы отказаться от своего начинания или же отложить его до окончания войны, если бы на помощь не пришел случай. Один швейцарский торговец лекарствами, узнав о затруднениях Рейхштейна, сообщил, что у него на складе давно лежит около ста граммов семян, которые он когда-то получил из Англии, но он не ручается, что это настоящие семена. Рейхштейн тотчас же выписал эти семена, сказав при этом своему ассистенту:
— Если это и не те семена, все-таки стоит произвести опыт, так как подложный товар иногда бывает самым подходящим для наших целей.
Он оказался прав в своем предположении: семена были не те, не искомого вида ползучего кустарника, но как раз то, что требовалось; семена оказались вполне пригодными для его работ. Исследования потребовали большого труда, но результаты их были скудны. Если бы Рейхштейн располагал хотя бы 300 граммами семян, то добыл бы целый грамм действующего начала, а он получил только около одной трети грамма. Однако это был искомый гормон, и Рейхштейн мог быть вполне удовлетворен.
Впрочем, это был только научный триумф, не более, так как трети грамма было явно недостаточно ни для практических целей, ни для дальнейших исследований. Рейхштейну не оставалось ничего другого, как подвести черту под этим вопросом о гормоне и заняться другими задачами.
Кендэлл и Хенч
Но затем из Америки было получено хорошее известие. Условия для исследовательской работы там были гораздо лучше, чем в Европе, страны которой страдали от войны или находились под ее угрозой.
Эдвард Кендэлл одиннадцатью годами старше Рейхштейна. Он был исконным американцем, родился в штате Коннектикут и изучал химию, а поскольку он работал в большой больничной лаборатории, у него сложились тесные связи с медиками. Кендэлл занимался главным образом биохимией, химией живого организма. Вначале ученый разрешил несколько все еще существовавших загадок, связанных со щитовидной железой.
Впоследствии, почти одновременно с Рейхштейном, в 1934 году он приступил к работам над надпочечником. Обоих интересовала одна и та же проблема — кортизон, который тогда еще не носил этого названия, а обозначался номером, данным ему в лаборатории. Кендэлл также обнаружил, что в корковом слое надпочечника содержится не один гормон, а несколько действующих начал. Одно из этих веществ открыл Рейхштейн, он также показал, как его можно было бы получать в больших количествах. Впоследствии оно получило название дезоксикортикостерона.
В начале войны самый кортизон еще не был открыт. Но затем американские военные власти неожиданно заинтересовались этими исследованиями. Вначале это не вызывалось чисто военными соображениями, как с пенициллином, быстрое изготовление которого было важнее, чем выигранное сражение. Но один из руководящих военных медиков сообщил, что, по его сведениям, препарат Кендэлла хорошо помогает при отравлении микробными ядами во время инфекционных болезней. Тогда военные власти заинтересовались этим вопросом. Ведь во время войны отравления наблюдаются часто — и на почве инфекции и в связи с гангренозными процессами в ранах. Кроме того (никто не знал этого наперед), неприятель мог пустить в ход и отравляющие газы как крайнее средство борьбы. События первой мировой войны незабываемы. Как бы то ни было, доклад военного медика встретили с большим интересом; было решено предоставить в распоряжение Кендэлла такие денежные средства, какие могут понадобиться для его работы.
Итак, в 1941 году был создан комитет, который разработал план «кортизоновой стратегии»: мобилизовал соответствующую химическую промышленность и поставил перед нею задачу возможно быстрее изготовить большое количество кортизона. Точное планирование было тем более необходимо, что не было известно, какой именно кортизон следует производить. Ведь Рейхштейн и Кендэлл к тому времени установили, что в корковом слое надпочечника содержится шесть действующих начал.
Вначале решили выпускать препарат «компаунд А», и именно потому, что добывать это соединение гораздо легче, чем остальные, а время надо было экономить. Ведь химики предупредили с самого начала, что работа потребует долгого времени.
Химики были правы: только через три года они смогли доложить о своих успехах. Исследователи снова располагали небольшим количеством искомого вещества и произвели опыт, первый опыт на больном человеке.