Аналогично памяти, по Делёзу, у Бергсона интерпретируется и язык: мы сразу попадаем в стихию смысла, а потом в какую-либо ее область. В целом, по мысли Бергсона: 1) мы сразу перемещаемся скачком в онтологическую стихию прошлого; 2) есть различие по природе между настоящим и прошлым; 3) прошлое не следует за настоящим, которым то вот-вот было, а сосуществует с ним; 4) то, что сосуществует с каждым настоящим, это все прошлое целиком. Бергсон отчетливо показывает, как мы по необходимости верим в то, что прошлое следует за настоящим, стоит нам принять только различие в степени между ними. Так, с точки зрения Бергсона: “если восприятие определяется как сильное состояние, а воспоминание как слабое, причем воспоминание восприятия является нечем иным, как тем же самым ослабленным восприятием, то нам кажется, что память должна бы ждать, чтобы зарегистрировать восприятие в бессознательном, что восприятие должно уснуть в воспоминании. И вот почему мы считаем, что воспоминание восприятия не может ни создаваться вместе с восприятием, ни развиваться одновременно с последним”
Как отмечает Делёз, “бергсонианский переворот ясен: мы идем не от настоящего к прошлому, не от восприятия к воспоминанию, а от прошлого к настоящему, от воспоминания к восприятию” Таким способом происходит адаптация прошлого к настоящему, утилизация прошлого в терминах настоящего то есть то, что Бергсон именует “вниманием к жизни”
Делёз формулирует в четвертой главе (“Одна или несколько длительностей?”) главную идею “Материи и памяти”: движение приписывается Бергсоном самим вещам так, что материальные вещи принимают непосредственное участие в длительности и, следовательно, формируют ее предельный случай. Непосредственные данные превосходятся: движение столь же вне меня, сколь и во мне; само Ego (Я. — А. Г.) лишь один из многих случаев в длительности.
Анализируя полемики Бергсона с “Теорией относительности” Делёз суммирует соответствующие идеи его текстов в следующей формуле: “есть только одно время (монизм), хотя есть и бесконечность актуальных потоков (обобщенный плюрализм), которые необходимо задействованы в одном и том же виртуальном целом (ограниченный плюрализм)”
Произведя в заключительной главе анализ “жизненного порыва” как “движения дифференциации” Делёз отвечает на вопросы, поставленные в начале книги “Б.” По его мысли, “Длительность по существу определяет виртуальное многообразие (то, что различается по природе). Память появляется как сосуществование всех степеней различия в данном многообразии, в данной виртуальности. Жизненный Порыв обозначает актуализацию такого виртуального согласно линиям дифференциации в соответствии со степенями — вплоть до той конкретной линии человека, где Жизненный Порыв обретает самосознание”
“БЕСОВСКАЯ ТЕКСТУРА”
- метафорический образ Р Барта (см.), фиксирующий организацию текстового массива по принципу ризомы (см.). Ризомное устройство текста (см.), согласно Барту, обусловлено следующим:
1. Текст не имеет устойчивой структуры, смыслового центра и ему не присуща жесткая определенность значения (см. Означивание). Движение текстового массива может быть охарактеризовано не при помощи понятия “устойчивая структура”, а посредством констатирования процессуальной и нон-финальной “структурации” (см. Текстовой анализ). Последняя предполагает перманентную смену различных способов смыслового конфигурирования и, соответственно, версий собственного означивания.
2. Феномен текста (с акцентом на значение лат. textus — ткань, переплетение) понимается как текстура, образованная в результате сплетения воедино различных смысловых “нитей”, извлеченных из других — внешних по отношению к. рассматриваемому — текстов.
В таком аналитическом контексте Барт ввел в философский оборот идею “Б. Т.” По Барту, “текст же, в противоположность произведешпо, мог бы избрать своим девизом слова одержимого бесами (Мар 5:9): Легион имя мне, потому что нас много. Текст противостоит произведению своей множественной, бесовской текстурой” Согласно Барту, “каждый текст является интертекстом (см. Интертекстуальность. А. Г.)', другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Каждый текст представляет собою новую ткань, сотканную из старых цитат. Обрывки старых культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагменты социальных идиом и т. д. — все они поглощены текстом и перемешаны в нем, поскольку всегда до текста и вокруг него существует язык”