В контексте шизоаналитического противопоставления “Шизофрении” “Паранойе” “Эдипов комплекс” размещается на предельно параноидальном полюсе, в то время как “шизофреник сопротивляется невротизации. Имя отца к нему не прилипает” “Шизофреник” фактически персонифицирует у Делёза и Гваттари свободу, выступая носителем бессознательного, прорвавшегося сквозь ограничения “социальных машин” и реализовавшего себя поперек жестких направляющих осей интегральных “псевдоструктур” социальности, в первую очередь — семьи. Согласно шизоанализу, “желание сирота, анархист и атеист”
Более того, по мнению Делёза и Гваттари, психоаналитическая процедура сама по себе имеет результатом усугубление того калькирования отцовской доминанты, которое является неизбежным следствием “фамилиализма” в то время как бессознательное — в свободном своем проявлении должно быть не однозначной линейной “калькой” (см.), но открытой для верифицированных прочтений “картой” (см.). С точки зрения творцов шизоанализа, “Фрейд заведомо принимал в расчет картографию (собственного бессознательного у пациента. А. Г.) но лишь для того, чтобы совместить ее с фотографией родителей”
Практика психоанализа оценивается шизоанализом как травмирующая: “задумайтесь о том, что произошло с маленьким Хансом в детском психоанализе его ризому (см. — А. Г.) безжалостно крушили, пачкали его карту, куда-то прятали ее, блокировали все выходы до тех пор, пока не удалось внушить ему стыд и чувство вины, пока стыд и чувство вины не укоренились в нем” В противовес этому, шизоанализ “добивается совсем другого состояния бессознательного”: для него главная цель заключается “не в том, чтобы редуцировать бессознательное” но, наоборот, чтобы его “создать” — на основе и в качестве основы “новых высказываний, других желаний”
Согласно шизоаналитическим аналитикам, “психоанализ... не только в теории, но и на практике подчиняет бессознательное древовидным структурам, иерархическим графикам, резюмирующей памяти, центральным органам” Пафос шизоанализа заключается в освобождении шизоидальных потоков желания (см.) от параноидальных ограничений: по Делёзу и Гваттари, “позитивная задача шизоанализа: обнаружение у каждого машин желания, независимо от любой интерпретации” Бессознательное трактуется шизоанализом как “нечто, порождающее самое себя”
Близкую по смыслу версию фигуры “А.-Э.” мы обнаруживаем и у Р Барта (см.). По его мысли, если классически понятое “произведение включено в процесс филиации” то постмодернистски понятый текст не предполагает наличия внешней по отношению к нему причины. По выражению Барта, “что же касается Текста, то в нем нет записи об Отцовстве”
В целом, постмодернистские стратегии жестко противопоставляют себя “закону отца-деспота” навязывающего человеку комплекс кастрации. Делёз вопрошал в этой связи: “Возможно, современная субъективность вновь открывает тело и его наслаждения как оппозицию желанию, которое стало слишком порабощено законом?”
“АПОРИИ” (Деррида)
- см. СМЕРТЬ В ДЕКОНСТРУКЦИИ.
АРЕНД (Arendt) Ханна (1906-1975)
- немецко-американский философ и политолог, доктор философии (1928), член- корреспондент Германской академии языка и литературы (ФРГ), действительный член Американской академии политических наук.
Наследие А. включает в себя более 450 работ, разнообразных по проблематике, но объединенных общей установкой на осмысление современности: “думать над тем, что мы делаем” Основные работы: “Происхождение тоталитаризма” (1951), “Положение человека” (1959), “Кризис в культуре” (1961), “Эйхман в Иерусалиме” (1963), “Между прошлым и будущим. Шесть упражнений в политической мысли” (1964), незавершенная “Жизнь души” вышедшие посмертно “Лекции по политической философии Канта” а также опубликованный в Великобритании сборник “Ханна Аренд: двадцать лет спустя” (1996) и др.
В контексте постмодернистских аналитик правомерно констатировать, что тексты А. концептуально предвосхитили ряд подходов, фундирующих современный философский постмодернизм. Так, по ее мысли, “поскольку действие совершается в отношении существ, способных на свои собственные действия, реакция, помимо того, что является ответом, есть всегда новое действие, которое направляет себя и воздействует на других. Поэтому действие и реакция среди людей никогда не движутся по замкнутому кругу и никогда не могут быть надежно ограничены двумя партнерами” Это, согласно А. означает, что “моментный акт в самых ограниченных обстоятельствах несет... семена безграничности, поскольку один поступок, а иногда и одно слово, достаточны для того, чтобы изменить каждую констелляцию” Тем самым последствия оказываются “безграничны, поскольку действие, хоть и может... проистекать ниоткуда, становится медиумом, где каждая реакция становится цепной реакцией” С точки зрения А. по отношению к социальным контекстам “множество” следует понимать не только как количественное (“множественность”), но, в первую очередь, как качественное (“разнообразие”), в границах которого “неуловимые идентичности... ускользают от любых генерализаций”