По сравнению с внушительными зданиями пароходного агентства и управления порта, помещение речной полиции казалось обшарпанной, заброшенной будкой путевого обходчика. Если бы не эмалированная табличка на массивной дубовой двери да вооруженный часовой у подъезда, люди проходили бы мимо, не обращая внимания на этот дом. А так они издалека обходили его.
Массивная дубовая дверь с сухим стуком захлопнулась за мной.
— Садитесь.
Я присел на стул и стал оглядывать скромно обставленный кабинет. Кроме стоявшего передо мной стола и двух разрозненных стульев, в комнате был еще шкаф, картотека с делами и два портрета: Хорти и Гитлера.
— Вы уроженец Румынии?
— Да.
— Давно в Венгрии?
— С тысяча девятьсот сорокового года.
Мне показалось странным, что мне задают вопросы, не относящиеся к делу. Кто знает, может быть, мои опасения были напрасны. Независимым тоном я спросил сидящего передо мной человека:
— Скажите, пожалуйста, зачем меня вызвали сюда? Знаете, перед уходом в плавание столько разных дел на судне.
— Вы не вернетесь на судно.
Меня как будто дубиной по голове ударили. Я принял полную достоинства позу незаслуженно обиженного человека.
— Прошу вас принять к сведению, что я румынский гражданин. Я поставлю в известность посольство.
— Ага! — изменил тон сыщик. — Ты начинаешь угрожать!.. Ладно, птенчик мой!.. Разувайся!
Я был убежден, что ослышался. Сделав глупейшую мину, я наклонился к нему.
— Я не понял, что вы сказали.
— Брось притворяться глухим! Разувайся!
Что бы это значило! Нагибаюсь и медленно снимаю одну за другой туфли, чтобы выиграть время. Пытаюсь сосредоточиться, но это мне не удается. Идиотски рассматриваю доски пола, будто оттуда должно прийти спасение.
— Поставь их на стол!
Этот человек вздумал надо мной поиздеваться. Мне хотелось было сказать ему, что у него нет ни капли юмора, но я вовремя удержался от этого. Зачем ему нужно, чтобы я поставил туфли на стол? Смотрю прямо в глаза сыщику в надежде увидать в них хоть тень улыбки, которая успокоила бы меня. Но лицо агента сохраняет хмурое, суровое выражение. Ничего не поделаешь. Ставлю свои туфли на стол и кривлю рот в вымученной улыбке.
Удовлетворенный, агент речной полиции начинает шагать по комнате размеренными шагами. Четыре шага влево, четыре шага вправо. Некоторое время я следил за ним глазами, затем уставился на стоящие на столе туфли. Это были простые черные туфли, приобретенные в Братиславе за двадцать пачек сигарет. В Вене я мог бы их получить за пять пачек и четвертинку рома. Зачем он потребовал, чтобы я их поставил на стол?! Это, наверное, шутка. Глупая шутка. Все же мне очень не по себе. Хотелось бы думать, что это только из-за туфель. Как бы то ни было, разутый человек теряет свое достоинство. Я кладу ногу на ногу. Черт меня дернул надеть именно сегодня рваные носки!
Агент продолжает прогуливаться передо мной. Я предпочел бы, чтобы он задавал мне вопросы, а не оставлял меня разутым, в полном смятении. Вдруг послышался шум остановившейся перед подъездом автомашины. «Это за мной, — мелькнуло у меня в голове, и я напрасно пытаюсь скрыть свое волнение. — А почему бы им приезжать именно за мной? — успокаиваю я себя. — И куда они собираются меня везти? То есть…»
Тем временем дверь открылась, и в ней появился еще молодой лейтенант, с подстриженными, как у Кларка Гэбля[26], светлыми усиками. Он отдает честь по-военному, мерит меня глазами, затем его взгляд падает на злополучные туфли на столе. Одно мгновение у меня создается впечатление, что он сдерживает улыбку. Меня злят все эти предположения и подозрения.
— Чьи это туфли? — нахмурившись, спрашивает лейтенант.
— Мои, — тихо отвечаю я и поворачиваю голову в сторону агента, ожидая, что он объяснит лейтенанту, в чем дело.
— Твои?.. — кричит взбешенный лейтенант. — Где ты находишься?! В Валахии, что ли?! А?! — И, не дав мне времени для ответа, он отвешивает мне пару пощечин. — Болтаешься здесь да ставишь свои туфли на стол! — С жестом отвращения он сбрасывает туфли со стола и злобно глядит на меня, словно я убийца. — Обувайся сейчас же!