Мы смотрим. Вода бежит быстрая, мутная.
— Гляди-ка, вода несет заборы, мосты, дрова плывут. Давайте сделаем багры и будем тащить все, что вода несет. Хоть дров на растопку наберем.
— Если придет большая вода, затопит и нашу деревню…
— Да что ты! Такого еще не бывало. Почему ж это как раз теперь случится?
Вода все прибывает. Река широко разлилась, затопила пойму. Как будто где-то далеко прорвало гигантские плотины, которые удерживали целые моря, не то что реки. Вода! Бурная вода! Потоки воды! А прошлым летом, господи, какая засуха!.. Выжженные поля молили о дожде. Потрескавшиеся деревья взывали к дождю. Изнуренные, отощавшие крестьяне с мольбой смотрели на небо, ища хоть крохотного облачка. Высохшие корни трав просили: «Дождя, дождя!» Молили о дожде и цыганки — «папаруды»[29].
Иногда с гор спускаются к Дунаю и проходят через село толпы белокурых, зеленоглазых и синеглазых цыган, — ложкари, торгующие деревянными ложками, мисками, корытами. Цыганки с волосами цвета ячменя кричат на всю деревню: «Вот ложки, ложки, миски, гребешки!..» А другой раз проезжают телеги с черными, как сажа, цыганами, с грязными волосами до плеч, с густыми маслянистыми бородами, которых никогда не касались ножницы, — это золотых дел мастера, медники, конокрады и воры-взломщики. Их цыганки мигом стянут у тебя рубаху, предложат погадать тебе на счастье на белой раковине, в которой шумит море, если приложить ее к уху…
Иной раз приезжим цыганам позволяют пожить недельку за околицей у речки; они зимуют в землянках, а весной уходят и колесят в телегах по всей стране в поисках работы. Эти цыгане — кузнецы; их жены и дочери торгуют ножами, таганами, кочергами, цепями. Они раскидывают шатры. В шатрах — шум, гам, голые пузатые цыганята. Вечером у костров слышны звуки рожков, скрипок, кобзы…
В самый разгар засухи прошлым летом неожиданно нагрянули цыгане. Сельские улицы заполнили папаруды… Мы — толпой за ними. Цыганки — девчонки, совсем голые — выставляли напоказ свою бронзовую кожу. На головах венки из бузины, бузина вокруг бедер. Они останавливаются у ворот и начинают плясать. С ними старый цыган, который поет:
Папаруды хлопают в ладоши, подпевают старику и носятся в бешеной пляске, точно за ними гонятся злые феи. Они покачивают бедрами, пятки мелькают. Хлопают в ладоши. Звенит песня…
Хозяйка дома, у которого они пляшут, выходит с ведром воды и окатывает с головы до пят тонких, бронзовых голых цыганок. Папаруды замолкают. Старик получает награду — чашку кукурузной муки, которую он высыпает в свою торбу.
Все лето плясали папаруды на селе… Но дождя не было. Писарь Джикэ Стэнеску намекнул как-то в примэрии:
— Уж не собрать ли нам деньжонок и не дать ли попу Томицэ Булбуку, пусть отслужит молебен о дожде…
Его обрывает Удудуй:
— Ну, уж коли поп Булбук помолится — не видать нам дождя! Кстати, я слыхал, что поп из Стэникуцы уже отслужил молебен. Коли пойдет дождь в Стэникуце, пойдет и в Омиде, от села до села ведь рукой подать.
Когда летом долго нет дождя и начинается засуха, поп говорит людям и в церкви и в корчме:
— Надо бы, дети мои, отслужить молебен, чтобы небо сжалилось над нами и ниспослало нам дождь…
— Можно, батюшка. Хоть на этой неделе…
— Вот и соберите немножко денег, дети мои…
— А на что деньги-то, батюшка?
— За службу заплатить…
— Или за цуйку? Ведь и у тебя, батюшка, посеяно. Коли у нас посохнет, то и у твоего преподобия тоже высохнет.
— Мне-то все равно, сын мой. У меня амбары полны хлеба. Для скота тоже запасено вволю. А даровой молебен не дойдет до бога. Зря будем стараться.
— Все равно — один толк…
Уж не знаю как мы избежали ангины, когда она свирепствовала по всей деревне и уносила детей. А теперь с наводнением и к нам пришла беда. Сперва у меня распухло горло, потом у сестры Рицы, а на третий день — у брата Иона.
— Вот тебе и на! Сподобились…
Мать отвела нас за руку к Диоайке, потому что бабка Петря, наша, знахарка, заболела. Диоайка посмотрела нам горло, придерживая рукой затылок. Я подошел первым. Она приподняла мне подбородок.
29
По старинному народному обычаю, сохранившемуся со времен язычества, цыганки плясали и пели по деревням во время засухи, призывая дождь.