— Ясно, не я! Я тоже в свое время был батраком, но бить себя не давал! Я бы на твоем месте этого Денге вилами пропорол. Ну, да ладно, пошли. Там посмотрим…
Ферко послушно двинулся за Фенешем, словно за родным отцом. Мальчик шел как бы в забытьи, но чувствовал, что для этого седеющего человека он готов сделать все-все на свете. Что будет с ним дальше, Ферко не знал. Разве только одно: больше ему не придется покупать сигареты кулаку Денге.
— Дядя Фенеш!
— Ну, чего тебе?
— Я больше не стану покупать Денге сигареты.
— Завтра сходим к нему. За твоим заработком…
На другой день, солнечным погожим утром, они вчетвером отправились к дому Михая Денге. Впереди стремительно шагал председатель сельсовета. Его несколько угнетала мысль, что списки оказались все-таки неполными. За ним следовал долговязый, усатый, невозмутимо спокойный председатель профсоюза. Хотя он ничего не говорил, на лице его легко можно было прочесть, что вина не его, что он уже устал напоминать: если кто нанимается на работу, должен немедленно сообщить об этом в профсоюз.
Замыкали шествие Ферко и Фенеш. Мальчишка был весел, щебетал всю дорогу, рассказывал, как они с бабушкой и соседом — хромым стариком, что целые дни напролет, лежа в постели, читает газеты, совместно писали заявление. Этот сосед всегда говорил Ферко: «Не поддавайся, Ферко, пойди скажи председателю. Правда на твоей стороне, вот и в газете об этом прописано!»
Они вошли на широкий двор Денге.
На их зов никто не вышел: ни из летней кухни, ни из хлева, ни из сарая.
— Я пойду поищу его, — вызвался Ферко и направился к винограднику. На ходу мальчик поднял валявшуюся на земле мотыгу, по-хозяйски покачав головой: вот, мол, беспорядок, — и прислонил ее к стенке сарая.
Он шел быстрым шагом. Здесь каждый кустик был ему знаком. Сердце мальчика билось взволнованно, потому что он еще не знал, что ответит Денге.
Денге в самом конце виноградника чинил похилившуюся изгородь. На земле, у его ног, валялся большой моток колючей проволоки, и Денге выпрямлял ее, а затем прибивал к столбам изгороди. Это был полный, страдающий одышкой, вечно сипящий человек с жиденькими волосами.
— Ну, барин, где изволили шляться? — спросил он батрачонка.
— В селе был.
— А если я тебе кости за это переломаю, щенок?
— Идемте.
— Куда это?
— Отдайте мне, что я у вас заработал.
— Что ты там болтаешь, желторотый?
— Заработок мой отдайте.
— Это кто же настропалил тебя с утра пораньше такие требования мне предъявлять? Уж не на партсобрании ли ты был?
— Вас председатели к себе вызывают.
— Какие еще там председатели?
— Три председателя.
Денге был человек неглупый: сразу понял, где пропадал мальчишка.
— Одним словом, всех троих притащил ты на мою голову?
Он шагнул к Ферко и свирепо посмотрел на него, как пес на лягушку. Красное лицо его вздулось, распухло, как надутый бумажный кулек, а шея густо побагровела.
— Ты привел их?
— Я, я! — дважды повторил Ферко, чтобы подавить внезапно вспыхнувший страх.
— Именно ты?
— Да, я. И рассказал им, как вы избили меня кнутом. Когда корова на вилы напоролась.
Денге впился в него взглядом. Огромные потные кулаки угрожающе затряслись. Ферко показалось: еще миг — и эта мясная туша с кулаками, тяжелыми, как гири, набросится на него и одним ударом вышибет из него душонку.
— Яму мне рыть? Сопляк! Да я голову тебе откручу! Пускай хоть в тюрьму засадят за это!
Ферко хотел закричать, позвать на помощь, но увидел, что до двора далеко — не услышат. Бросился бежать и тут же, споткнувшись, упал на моток колючей проволоки. В голове Ферко пронеслась мысль: «Теперь конец! Не дождутся меня председатели», — и он отчаянно закричал, призывая на помощь.
Его руки, рубашка и курточка были залиты кровью. Со стороны двора к ним уже с грозным видом спешил Фенеш.
— Не троньте ребенка! Слышите?
Теперь Денге наклонился над мальчиком. Схватив его за руку, он начал причитать:
— Порезался? Сердечный! Вот видишь, какой ты неосторожный! Давай сюда руки, я тебе перевяжу. Они все в крови. — Вытащив рубаху мальчика из-под пояса, он вытер ее подолом кровь с израненных ладоней Ферко. — Споткнулся, бедняжка! — пояснил он Фенешу, когда тот подбежал к нему. — Пойдем, сыночек, на кухню. Смажем йодом, забинтуем…
Фенеш смерил взглядом толстяка.
— Какой добрый папаша из вас вдруг получился! Удивительно мягкое у вас сердце! И когда только вы успели его переменить. Ладно, оставьте мальчонку. Мы уж как-нибудь сами его забинтуем, раз вы говорите, что он споткнулся! Не трудитесь, вам вредно…