Перевод с румынского А. Садецкого.
ПЕТРУ ВИНТИЛЭ
ГРУЗОВИК
Ангел правильно рассчитал: «О грузовике объявлю лишь к концу совещания». Заведи он этот разговор в самом начале, присутствующие потеряли бы голову, и совещание провалилось бы. Кто бы стал тогда говорить о саде и утепленном хлеве для овец, о квадратно-гнездовом посеве кукурузы и конвейерном посеве кормовых? Поэтому он решил подождать до конца. Ему одному была известна тайна. Ему и секретарю первичной партийной организации. Они вместе ездили в районный центр, где им выделили грузовик. Но они договорились никому не сообщать об этом до тех пор, пока не наступит подходящий момент. Ангел, который прежде был сержантом на фронте в Малых Татрах и некоторое время даже командовал взводом, сказал Добре:
— Послушай-ка, товарищ, насчет грузовика скажем только в конце совещания. Иначе в них вселится бес и все будут толковать только о грузовике.
Совещание продолжалось уже около четырех часов. Некоторые выходили во двор и, возвращаясь, спрашивали в дверях:
— Какого черта так надымили? Откройте окно, не то мы задохнемся тут!
Окна открыли, и кто-то выглянул во двор, испуганно спрашивая:
— А который теперь час, Кырлан?
— Торопишься?
— Мне пора домой, — ответил человек, лукаво подмигивая, — а то к ужину опоздаю.
Он хотел было направиться к выходу, но Кырлан остановил его:
— Эй, куда ты, разве повестка дня окончена?
— А чего там еще? Мелочи. Ерунда всякая!
— Ерунда, говоришь?
В это время поднялись и остальные, явно намереваясь уйти.
Ангел постучал ключом по столу и крикнул:
— Не расходитесь, товарищи, осталось еще два вопроса.
Несколько человек с пристыженным видом остановились у дверей. Двое уже успели выйти; их тяжелые шаги гулко отдавались в коридоре. Ангел многозначительно переглянулся с Добре, посмотрел на часы и шепотом спросил:
— Сейчас сказать?
Секретарь парторганизации взглянул на собравшийся в зале народ, увидел, что некоторые уже направились к выходу, что женщины уже встали, оправляли и подвязывали косынки, тоже готовясь уходить, и кивнул, разрешая Ангелу открыть тайну. Ангел медленно поднялся, откашлялся без всякой на то надобности и налил воды в стоявшую перед ним железную кружку. Так он делал всегда, когда собирался выступать, и один из присутствующих, стоявший у дверей, тот самый, что боялся опоздать к ужину, скорчил недовольную мину.
— Теперь он целый час будет делать выводы!
Двое стоявших рядом с ним хихикнули исподтишка, но смех замер у них на губах после первых же слов, произнесенных Ангелом:
— Дорогие товарищи, как вам сказать… я очень рад сообщить вам нечто важное. Нашему хозяйству дали грузовик…
Тут он замолчал, волнение явно помешало ему продолжать. Он поискал рукой железную кружку, чтобы отпить глоток воды, но опрокинул ее, и вода потекла к бумагам, лежавшим на столе. Счетовод бросился к бумагам. Ангел приподнял кружку с водой и сердито крикнул, словно кто-то другой был виноват в случившемся:
— Черт побери! Чтобы распределение не вымокло! И чего вы только смотрите?
Молодой парень, сидевший в первом ряду, кинулся к столу, поднял лист бумаги, на который смотрел председатель, и замер с ним в руках, не зная что делать. В этот миг, словно очнувшись от небывалого изумления, люди вскочили, и раздался такой гул аплодисментов, от которого зазвенели все стекла. Послышались возгласы «браво!» — а те, которые собрались уходить и слушали невнимательно, начали расспрашивать соседей:
— Что он сказал? Что он сказал?
Те, что успели выйти в коридор, возвратились: их разбирало любопытство, и они теснились в дверях. Другие же, которых они прижали, вопили:
— Чего толкаетесь? Турки на вас напали, что ли?..
Даже вышедшие на улицу вернулись в зал, привлеченные криками «ура!» и аплодисментами. Они наперебой задавали вопросы, от чего галдеж еще усилился:
— Чему это хлопают, а?
— Эй, что с вами? Какой дьявол попутал?
Расплакались грудные младенцы, до сих пор спокойно лежавшие у груди матерей. Один пронзительно кричал, другой сердито сопел, жалуясь, что его разбудили, третий судорожно всхлипывал, и люди, оглушенные всей этой сумятицей, призывали друг друга к порядку. Разумеется, во всем были виноваты женщины.
— Зачем пришли с ребятишками на собрание?