Разумеется, это тоже активист, — подумал Кирикэ, — герой борьбы за новую торговлю. Без сомнения. И все-таки что за путаница опять! Какое недоразумение! Он, Кирикэ, тотчас же признает их, этих «активистов», он словно чувствует их, безошибочно отличает от других, они же, наоборот, не признают его! Ну и скрытные же они, эти активисты!.. Но, может быть, они правильно поступают: зачем откровенничать с каким-то мальчишкой в гнусном коридоре, около кассы, где все время снуют какие-то люди?..
— Ну, что ж теперь? — снова подал голос кассир. — Турку будешь ждать?
Задав этот вопрос, который следовало понимать так, что «ждать Турку уже нет никакого смысла», он стал советовать Кирикэ, «как ему устроиться… так сказать… на ночевку в местном доме для приезжих»:
— Предъяви при входе командировку, но не говори, что ты из училища. Там не больно-то обращают на таких внимание… Скажи, что ты из министерства или… так сказать… из президиума… Аааа… приветствую вас, товарищ Турку!
По внешнему виду и по одежде Адам Турку, которого так почтительно приветствовал кассир, был крестьянином. Самым обыкновенным крестьянином, одним из тех, кто поседел, всю жизнь упорно хитря и изворачиваясь, кто запрашивает с вас на рынке один лей за три сморщенных огурца, и, если вам вздумается предложить ему один лей за четыре, он обрушится на вас: «Ну и катись туда, где дают четыре на лей… Катись с глаз долой!!!»
Короче говоря, Турку — само собой разумеется — был кулаком. «Примазавшийся», «бандит», «отъявленный мошенник», которого необходимо «нейтрализовать» и «обезвредить», — и это должен сделать именно практикант, который, познакомившись с такими, как Дрон и Нетя, понятно, и не собирался заводить знакомство с подобным субъектом. Даже не попрощавшись с кассиром, горе-организатором двух таких важных, но неудавшихся встреч, Кирикэ поспешил улизнуть.
В пути он ближе познакомился со всей бригадой.
Поезд был переполнен, но не слишком. Места им достались вполне удобные — стоячие, в коридоре: двое у одного окна, двое — у другого, а Кирикэ, предоставленный самому себе, оказываясь то возле одних, то возле других, то один, посередине, уныло изучал фоторепродукцию, висевшую над краном отопления и представлявшую собой изумительный «Закат солнца на Черноморском побережье». Время от времени менялись местами: двое у окна справа, двое других — у окна слева; а Кирикэ, оставаясь посередине, изучал заход солнца и, вовсе не намереваясь подслушивать, подходил то к одному окну, то к другому. Пора было бы сломать лед между ним и бригадой: его так и подмывало с кем-нибудь заговорить!..
Слева стоял зам Илие Нетя. Уткнувшись носом в стекло и свирепо глядя на мелькавшие в окне телеграфные столбы, он доверительно наклонился к Икэ Леве и, прижавшись виском к его виску, громко на все лады ругал начальника бригады Василе Дрона, подкрепляя свои слова множеством доводов. Видно было, что Икэ не придавал и не собирался придавать серьезного значения его словам: он беззаботно мурлыкал себе под нос свою печальную дойну, с чисто детским интересом ловя глазами проносившийся мимо окон пейзаж. И только, когда чувствовал, что кончики усов Нети запутывались в его мундштуке, весело улыбался и перебрасывал мундштук в другой угол рта или немного отодвигался от Нетя. Однако тот продолжал упорно наседать.
Они разговаривали, не глядя друг на друга; если хоть половина того, что рассказывал Нетя, была правдой, то Дрон, начальник бригады, действительно, несмотря на свою молодость, «прошел огонь, воду и медные трубы!» Одно время он был помощником механика на мельнице, потом взял в аренду какой-то пруд «с двумя шлюпками и тринадцатью лодками» — пруд, которого даже в глаза не видел… был кулаком, «раскулаченным, так сказать, своей первой женой»… был контролером на транспорте, откуда его выгнали за воровство… но потом этот же транспорт принял его на работу помощником кладовщика… «был дважды исключен из партии»… месяцев восемь «бездельничал» на железной дороге… и все это для того, чтобы «продвинуться»… потом был деятелем профсоюза… а в «Мясоторг» попал уже после того, как с треском засыпался в какой-то деревне неподалеку от Калафата, где был председателем сельсовета (в связи с кражей скота, в которой оказались замешанными и двое скупщиков из кооперации).
Кирикэ волей-неволей слушал. Нетя видел это, но и не думал остерегаться! Кирикэ слушал, стиснув зубы, и разочарованно поглядывал на Дрона.
Нетя использовал биографию Дрона как лишний аргумент, желая доказать Икэ Леве, что начальник их бригады, «так сказать, жулик».