После того как вновь прибывший побывал в милиции и во временном комитете, любопытство деревенских жителей было полностью удовлетворено.
Они имели дело не с посторонним человеком, а с законным хозяином дома — Драгомиром Каркалецяну, который еще мальчиком, сорок лет назад, уехал отсюда к родственникам в Бухарест. Тогда у него была кличка Пилу, так же как у его отца: не сокращенное от «Копилу»[6], а чисто местное — от возгласа «Пил», с которым помещик Гарабецян натравливал собак на зверя, а своего управляющего на крестьян.
К вечеру вся деревня уже знала его несложную биографию:
Родственники из Бухареста, взявшие его на воспитание, дали ему новое имя и фамилию — Драгомир Петреску. В течение тридцати лет он работал торговым служащим, разбогатев во время второй мировой войны в Транснистрии[7]. Но с падением приспешников Антонеску фирма, где он работал, ликвидировалась. Неоднократно привлекаемый к суду по делу о военных преступниках, Драгомир Петреску все же вышел сухим из воды: на этот случай у него были припасены всякого рода спасительные документы, которые он предъявлял в милицию как трофеи. Одно время он был купцом и имел собственную вывеску: «Продовольственная лавка П. Д. Петреску». Его небольшая палатка находилась на площади Тунарь, и там он продавал мясо, фрукты, овощи и различные сорта сыра, частью украденные с государственных складов, частью со складов королевских ферм. В конце концов его поймали с поличным и приговорили к двум годам и восьми месяцам тюремного заключения. Выйдя на свободу, мошенник оставался в Бухаресте, пока ему не удалось переменить фамилию и снова стать Каркалецяну. Потом он вернулся в родное село, где сделался, по словам Ленуцы Датку, скорее с помощью тогдашнего секретаря временного комитета, чем с помощью своих слишком запутанных и многочисленных документов, Драгомиром Д. Каркалецяну, крестьянином-середняком по прозвищу Пилу.
Со временем он стал в деревне своим человеком. Быть может, у него было больше странностей и тайн, чем у других, но права и обязанности, как и у всякого другого.
И нельзя сказать, что Пилу не умел пользоваться своими правами.
Он привел в порядок свой сад. Из обрубленных сучьев сделал колья и окружил свою собственность двумя рядами колючей проволоки. Потом пропадал дня три где-то в соседних деревнях и вернулся оттуда с коровой. Соседи поняли, что у Пилу отложены денежки. Но он не стал держать корову дома, а отдал ее на присмотр некоему Василикэ Гебу, безбородому, худому, немного придурковатому старику, жившему вместе со своей старухой на отшибе — в лачуге, на крохотном кусочке земли. С тех пор Геб точно присосался к Пилу и ходил за ним как тень. Ежедневно он приносил ему кувшин кипяченого молока, повсюду сопровождал его и всегда поддакивал ему с такой уверенностью, словно считал Пилу пророком, способным разрешить глубочайшие тайны вселенной двумя словами: «Ну и мошенники!» К тому же он служил ему чем-то вроде посла в его многочисленных деловых связях с односельчанами.
Именно через этого безбородого Геба Пилу Каркалецяну узнавал, кто в чем нуждается: одному нужно было горючее, другому — шестерня для веялки, третьему — черепица, бетон, несколько кубометров досок, цемент, мешки, веревки, купорос, даже цыплята, вывезенные совхозом из Голландии, и многое другое — вещи, которые в то время трудно было раздобыть, товары, за которыми надо было ходить бог знает куда, — на дальние склады, вооружившись всякого рода бумажками — разрешениями и распределениями, также нелегко достававшимися.
Через того же Геба Пилу Каркалецяну предлагал достать тот или иной дефицитный товар.
— А разве у Пилу есть доски?! — удивлялись сначала люди (или цемент, или веревки, или купорос).
— Были бы деньги, — вздыхал безбородый.
— Безбородый говорил мне, что у тебя где-то есть доски… — делал кто-нибудь попытку обратиться непосредственно к Пилу.
— Вот мошенники!.. А что же, может быть, и есть…
Время от времени дом Пилу пустел, на двери вешался замок. Но потом в одно прекрасное утро (собаки не оповещали об этом) на его дворе снова появлялась знакомая тележка, нагруженная досками, черепицей, бетоном, горючим, а иногда и привязанная к какой-нибудь телеге, нагруженной подобным же товаром…
Нетрудно было разгадать секрет его снабженческих операций.
Он отправлялся прямо туда, где находился нужный ему товар. Если это был строительный материал — то на стройку, независимо от того, кто и что там строил. Если речь шла о голландских цыплятах или об опрыскивателе для виноградника — то в государственное сельское хозяйство. Всюду он входил, как к себе домой, и самым естественным тоном говорил, что именно ему надобно и сколько бы он мог за это заплатить. Он говорил об этом совершенно открыто, как будто ему самому, да и человеку, с которым он имел дело, давным-давно уже ясно, что государственные стройки, склады и хозяйство для того только и существуют, чтобы они могли торговать не принадлежавшим им товаром. Если Пилу находил такого человека, то покупал. Если не отыскивал его на одной стройке — отправлялся на другую. Потерпев неудачу в одном месте — устремлялся в другое. Покупая, не забывал своей любимой присказки: «Ну и мошенники!» А не найдя сообщника, прикидывался дурачком и старался улизнуть до скандала… но и тут не обходился без своего любимого выражения!..
7
Так называли румынские фашисты временно захваченную во время второй мировой войны советскую территорию, на которую распространялась административная власть Румынии.