— Знаете, дед Ефтиме, вы ничуть не постарели.
— Вот те раз! Отчего же мне стареть, когда я вовсе не стар! Ведь мне еще и пятидесяти нет. Разве это старость?
— Не старость, но…
Тут я запнулся: меня смутило явное возмущение, прозвучавшее в голосе деда Ефтиме, и метавшаяся по потолку тень его рук.
— Какое там еще «но»? Никаких «но»!.. Когда шла речь о вступлении в колсельхоз, то же самое…
— Я ведь и не заикался о колсельхозе, дед Ефтиме…
— Знаю, знаю, но и тогда тоже нашлись такие, что говорили: «Вам, дед, зачем в колсельхоз? Пусть уж лучше начнут молодые… Зачем им старики?» Так, так… Можно подумать, что один заступ да тяпка еще хороши для меня. Только послушай их! Одно вранье, черт бы их почесал, одно вранье. На сходке, когда мы собрались, чтобы записаться в колсельхоз, кто, думаешь, первым взял слово? Это я встал и сказал: «Вот что, хозяева, мне уже сорок семь лет. Есть у меня баба, конь, телега и два гектара земли. Можно мне записаться в коллективное хозяйство или же вы теперь скажете, что я стар и что мне только и осталось, что на завалинке лежать с трубкой в зубах и поглядывать, откуда за мною придет косая?» Они засмеялись, протянули мне лист бумаги, и я расписался. Понял, как было дело? Я первым записался в этом селе, первым стою в списке. А рядом со своей подписью — уж таков у нас обычай — я поставил крестик, чтобы могла приложить палец и баба. То-то и оно!
— Хорошо вы сделали, дед Ефтиме, что записались, хорошо, и…
— Брось, брось, не учи меня, что хорошо и что плохо. Я и сам знаю, не зря ведь посадил мне бог голову промеж плеч. Не глупее же я, как это бывает с иными, чем конь. Так и знай. Конь…
— Какой конь, дед Ефтиме?
— Какой конь? Мой конь, разве я не сказал тебе, что я записался вместе с конем…
— …с землей, конем и бабой, слышал я это. Только я не вижу связи.
— Да как же ты ее увидишь, если не даешь мне договорить! На стене-то ведь ничего не написано. Об этом знаю один я; если хочешь знать и ты, так помолчи и послушай. Будешь молчать?
— Молчу.
Дед кинул мне с печи дерюжку, чтобы я укутал ноги, и уселся по-турецки.
— Знаешь что? Раз мы тут балясы точим, то и света нам столько не нужно: будь добр, приверни фитилек у лампы. Видишь ли, у нас еще пока туговато с керосином. Да и привозить его трудно, видел наши дороги? Свиней запряги, и тем тошно станет! Приезжай-ка к нам через год, увидишь, какую дорогу мы тут отгрохаем! Чтобы люди ездили по ней, что тебе по зеркалу, чтобы не купались в грязи после каждого дождичка не хуже буйволов. Временный комитет[8] дает нам камень, побывали здесь и инженеры… К тому времени, может быть, и электростанцию построим, слышал об этом? Поглядишь тогда, каким будет наше село!
Я уменьшил пламя в лампе и сел на место, думая об электростанции, о дороге и о гнедой кляче — о маленьком, старом и костлявом коне со спускающейся до середины лба лохматой, спутанной челкой; о ничем не примечательном коне, купленном дедом Ефтиме лет десять тому назад. Да тот ли это конь?
— Тот, тот, — обрадовался дед, — выходит, ты его знаешь. Ну, тогда послушай, что я тебе расскажу.
И вот что он мне рассказал.
— Итак, — начал он, — записались мы в тот список и вернулись домой. Записались и мои сынки, каждый со всем своим хозяйством.
Прошла неделя, другая; нас созывали еще на несколько собраний. То приезжали товарищи по партийной линии, то из министерства. Приезжали инженеры, ходили, измеряли, подсчитывали. Потом наши земли объединили, постройки на усадьбе отремонтировали, — словом, дело пошло полным ходом.
Устроили мы и торжественное открытие. Знаешь, сколько народу к нам прибыло! Что и говорить, такой чести, такого праздника наше село и не видывало.
Хорошо!
— Ну, — говорит на второй же день наш уполномоченный по организации колсельхоза, — теперь давайте соберем на общественной усадьбе скотину, телеги, корма, инвентарь, — словом, все, с чем мы записались.
— Давайте собирать! — одобрило собрание.
Правду сказать, все эти дни я и не вспоминал о бабе. Она, как все женщины, хозяйничала дома. Когда же я пришел за конем, не тут-то было: уселась баба как чучело посреди двора и как начнет словами сыпать:
— Куда ведешь его, Ефтиме, куда ведешь?
— Как «куда веду»? Домой веду его.
— То есть как это понимать, разве не здесь его дом?
Я заговорил с ней по-доброму:
— Не будь дурой, говорю. Ты же знаешь, куда и зачем я его веду.