Один великий моаддо приехал в Александрию. Однажды, когда он направлялся куда-то по своим делам, за ним шел по пятам какой-то человек, осыпая его всяческими грубостями и оскорблениями. Он же на них не отвечал ни слова. Видя это со стороны, кто-то сказал:
«Что же ты не отвечаешь тому, кто наговорил тебе столько грубостей?»
А тот сказал на это невозмутимо: «Я не отвечаю, потому что не слышу того, что бы мне нравилось»[91]
Новелла XXVII (XXVIII)
[Рассказывающая об одном обычае, принятом во французском королевстве][92]
Во французском королевстве был такой обычай: человека, осужденного на бесчестье и казнь, возить в телеге по улицам.[93] И если случалось ему избежать смерти, никогда никто не желал находиться в его обществе и не разговаривал с ним ни в коем случае. Когда Ланчалотто[94] обезумел от любви к королеве Джиневре,[95] он сел в такую телегу и велел возить себя повсюду.[96] С тех пор к повозкам перестали относиться с презрением, так что высокородные дамы и рыцари стали ездить в них ради своего удовольствия.
О, заблудший мир и слепые, невежественные люди, сколь более велик был господь наш, сотворивший небо и землю, чем рыцарь щита[97] Ланчалотто, который изменил и нарушил столь давний обычай во французском королевстве, где он не был государем. А Иисус Христос, господь наш, прощая обидчикам своим, не сумел научить людей прощать, и это в царстве своем. Тех же, что распяли его на кресте, он простил и вступился за них перед отцом своим.
Новелла XXVIII (XXIX)
[Рассказывающая о том, как ученые астрологи рассуждали о небе, именуемом Эмпирей]
В одной из школ Парижа[98] были мудрейшие ученые и рассуждали они о небе, именуемом Эмпирей,[99] долго и горячо говорили о нем и о том, что располагается оно выше других небес. Перечисляли небеса Сатурна, Юпитера и Марса, и те, где находятся Солнце, Венера и Луна.[100] И как над всеми ними располагается небо, именуемое Эмпиреи. А над ним находится бог-отец во всем своем величии.
И вот однажды, когда они так рассуждали, пришел один помешанный и сказал им: «Господа, а что находится поверх головы господа?»
Один в насмешку ему ответил: «Колпак».
Помешанный ушел, а ученые остались. Один из них и говорит: «Ты обозвал помешанного колпаком, но колпаки-то мы. Итак, давайте подумаем, что же находится над головой?»
Долго искали они ответ в своих науках, но решение так и не было найдено.[101] Тогда они сказали: «Безумен тот, кто дерзает размышлять о мире ином». И еще больший сумасброд и безумец тот, кто ломает себе голову в попытках познать начало всех начал. И вовсе лишен рассудка тот, кто тщится познать сокровеннейшие помыслы бога, когда столько мудрецов даже того не смогли узнать, что у него на голове.
Новелла XXIX (XXX)
[Рассказывающая о том, как один рыцарь из Ломбардии промотал свое состояние][102]
Один рыцарь из Ломбардии был в большой дружбе с императором Фридрихом. Звали его мессер Дж.,[103] прямого наследника у него не было, но родственников он имел.
Замыслил он растратить все свое состояние при жизни так, чтобы после него никому ничего не досталось. Прикинул, сколько ему осталось жить, и рассчитал примерно на десять лет. Но не сумел предвидеть того, что, растратив и промотав свои деньги, с течением лет, свыше тех, что он думал прожить, останется без гроша, нищим. Принялся он думать о своем бедственном положении и вспомнил об императоре Фридрихе, который был с ним в большой дружбе и при своем дворе много раздавал и тратил. Решил он отправиться к нему, надеясь, что будет принят им с великими почестями.
Пошел и предстал перед императором. Тот спросил его, кто он, хотя отлично это знал. Он назвал свое имя. Император спросил о его состоянии. Рассказал тогда рыцарь, что с ним произошло, как прожил больше, чем думал, и все растратил. Император ответил:
«Уходи прочь с моего двора! И под страхом смерти не смей появляться в моих владениях, потому что ты из тех, кто не хочет, чтобы после него кому-нибудь жилось хорошо».[104]
Новелла XXX (XXXI)
[Повествующая об одном рассказчике мессера Аццолино][105]
У мессера Аццолино[106] был рассказчик, для того чтобы в длинные зимние ночи коротать время. В одну из ночей этому рассказчику очень захотелось спать. Но Аццолино просил его рассказывать.
И рассказчик начал басню о крестьянине, владевшем сотней бизантов, о том, как он пошел к торговцу овцами и за каждую монету получил по две овцы. На обратном пути ему нужно было передаться через реку, которая сильно разлилась после недавнего дождя. Стоя на берегу, он заметил бедного рыбака в жалкой лодчонке, на которой можно было уместиться лишь крестьянину и одной овце. Стал он переправляться с одной овцой, взялся за весла. Река широкая. Гребет и плывет.
Тут рассказчик замолчал. Тогда Аццолино говорит: «Продолжай».
А рассказчик отвечает: «Пусть пока овцы переправятся. Что было дальше, я расскажу потом».
Ну, а овцам на это понадобилось бы не меньше года, так что он мог выспаться в свое удовольствие.
Новелла XXXI (XXXII)
[Рассказывающая о великолепной доблести Риккара Ло Герчо дель Илла]
Риккар Ло Герчо был синьором Илла,[107] знатным провансальским дворянином, человеком безмерной смелости и отваги. И когда сарацины вторглись в Испанию, он участвовал в сражении, именуемом испанским,[108] кровопролитнейшем из всех когда-либо случавшихся со времени троянцев и греков. Было тогда сарацин великое множество, и явились они с разным боевым снаряжением, а Риккар Ло Герчо командовал первыми рядами. Видя, что кони не идут вперед, боясь сарацинского снаряжепия,[109] он приказал своим людям повернуть коней задом к неприятелю. И так они пятились, пока не оказались среди врагов. И когда они, пятясь, затесались в гущу врагов, то неприятельские ряды оказались спереди от них. Тут принялись они убивать направо и налево и наголову разгромили врагов.
А когда в другой раз граф Тулузский сражался с графом Прованса,[110] Риккар Ло Герчо соскочил с боевого коня и пересел на мула. Граф спросил у него:
«Что это значит, Риккар?»
«Мессер, я хочу дать понять, что нахожусь здесь не для преследования и не для бегства».
Так показал он свое великое бесстрашие, которым превосходил всех остальных рыцарей.
Новелла XXXII (XXXIII)
[В которой рассказывается о мессере Имбераль делъ Бальцо]
Мессер Имбераль дель Бальцо,[111] владелец большого замка в Провансе, придавал огромное значение предзнаменованиям на испанский манер.[112] А один философ, по имени Пифагор, родом из Испании,[113] сделал астрологическую доску, на которой, согласно с двенадцатью созвездиями, были изображены различные животные и приведено множество предзнаменований, с ними связанных: когда дерутся птицы, когда человек встречает на дороге ласку, когда трещит огонь, и по поводу сорок, и по поводу соек, и по поводу галок, а также множество примет согласно фазам луны.
И вот однажды ехал мессер Имбераль со своей спитой верхом на коне, озираясь по сторонам, так как боялся встретить птиц, предвещающих неблагоприятный исход. Повстречал он на дороге женщину и спросил ее: «Скажи мне, женщина, не попадались ли тебе на глаза сегодня утром такие птицы, как вороны, галки или сороки?»
И женщина ответила: «Синьор, я видела одну сороку на пне от ивы».
«Тогда скажи мне еще, женщина, в какую сторону держала она хвост?»
«Свой хвост, синьор? — спросила женщина. — Она держала его, синьор, к заду».
Устрашенный этим предзнаменованием, мессер Имбераль сказал, обращаясь к своей свите: «Клянусь богом, это примета, что нам не следует ехать пи сегодня, ни завтра». Часто потом в Провансе пересказывали эту историю и тот необычный ответ, который, не подумав, дала женщина.
91
Ср.: «А я, как глухой, не слышу, и как немой, который не открывает уст своих» (Псалтирь, XXVII, 14); и комментарий Кассиодора (VI в.) к этому месту: «Невозможно поступить более мужественно и превосходно, как слышать оскорбления и не отвечать на них».
92
Сюжет новеллы резюмирует начало романа «Ланселот, или Рыцарь телеги», написанного Кретьеном де Труа ок. 1176–1181 гг. (Le chevalier à la charrette, ν. 321–377). Тот же сюжет воспроизведен и в прозаической «Книге о Ланселоте Озерном», созданной ок. 1230 г. (The Vulgate Version of the Arthurian Romances. Washington, 1909–1916, v. IV. II, p. 162–163).
93
96
В романе Кретьена де Труа Ланселот, только следуя за карликом в его телеге, мог отыскать похищенную Геньевру. Сел в телегу рыцарь не без колебаний: прежде чем решиться на такой позорный поступок, Ланселот сделал рядом с телегой три шага, и этой нерешительности, измеренной тремя шагами, долго ему не могла простить королева.
97
Ср.: «Было принято четыре способа посвящать в рыцари: посвящали в рыцари торжественного посвящения, в состоящие в свите синьора, в рыцари щита и в рыцари меча… Рыцари щита — ото те, которых посвятили либо народ, либо синьоры и которые получают свое звание, держа в руках оружие и покрыв голову шлемом»
98
Париж во второй половине XIII в. стал европейским центром богословского и философского образования. Особенно много школ было в Соломенном проулке, rue du Fouarre (ср. Данте. Рай, X, 137).
99
100
В средневековой картине мира небеса располагаются в таком порядке: ближайшее к земле небо Луны, затем небеса Меркурия, Венеры, Солнца, Марса, Юпитера, Сатурна, небо звезд, Перводвигатель, Эмпирей.
104
Император осуждает рыцаря за его «эгоизм», но и само по себе расточительство как всякое нарушение меры считалось в Средние века греховным (ср. новелла XXIV). Данте заключил расточителей вместе со скупцами в четвертый круг ада.
105
Источник сюжета — «пример» из «Учительной книги клирика» (нач. XII в.) Петра Альфонси (см наст, изд., с. 241), который попал в «Новеллино» через посредство старофранцузского стихотворного перевода (Disciplina Clericalis. Helsingfors, 1911–1922, III, 1249–1286). Ср.:
106
108
Скорее всего, битва при Лас-Навасдо-Толоса 16 июля 1212 г., где войска Кастилии, Арагона и Наварры разбили арабов и остановили арабскую экспансию на европейском континенте.
109
110
Раймонд VII,
111
112
Об испанцах в Средние века ходила слава как об искусных чародеях. Ср.: «В Париже школяры изучают свободные искусства, классиков — в Орлеане, в Болонье — кодексы, в Салерно — мази, в Толедо — демонов» (Helinandi In Ascensionem Domini sermo II). Пармский хронист XIII в. Салимбене рассказывает об одном итальянском епископе, который, еще в бытность свою мирянином, отправился изучать магию в Испанию и, потерпев неудачу, услышал от своего наставника: «Вы, ломбардцы, к этому искусству не пригодны, оставьте его нам, испанцам, людям бесстрашным и демоноподобным».
113