— Вот видишь, Дужар… — начал полковник, но майор прервал его и резко, быстро начал сыпать вопросы, торопил его, не давал собраться с мыслями и загонял его в какую-то западню. — Почему нет войны? Говори.
— Потому, что это совершенно невозможно, господин майор.
— Почему невозможно?
— Да как же это может быть, чтобы люди умышленно убивали друг друга, чтобы жгли понапрасну целые города.
Дужар запнулся, остановился.
— Говори дальше! Ну!
— Чтобы столько порядочных людей сидело во вшах и в грязи и дрожало от страха, когда у каждого есть свой дом. Как же это, господин майор, если что ни день людей разносит в клочья. Отрывает руки, ноги, головы. Кишки висят на проволоке. Нет, никто господину майору не поверит — это неправда!
— Бессмысленность! Нелепость! Ты ближе к делу, Дужар! Я тебя человеческим языком спрашиваю: что теперь есть, если нет войны?
— Что теперь? Я не знаю, потому что все время сплю, господин майор, очень долго сплю и не знаю, что делается на белом свете.
— Так вот я приказываю тебе проснуться, Дужар.
— Слушаюсь, господин майор!
— Теперь я тебя бужу, видишь?
Майор схватил его за плечи, встряхнул изо всей силы. Колючие глаза майора смотрели в упор и прокалывали у него в мозгу какую-то скорлупу. Она трескалась все больше, открывая все новые тайники, но все это происходило так быстро, что нельзя было ничего ухватить в этой спешке.
Наконец иглы уткнулись во что-то твердое. Словно стена какая-то была там и защищала его сны, а за стеной таилась правда, желанная и страшная. Дужар заколебался. Он испугался правды. Лучше ее не трогать, не знать ее, пусть все останется, как прежде. С затаенной злой радостью он почувствовал, что глаза майора затупились, что они уже не беспокоят, не тревожат. Он вздохнул с облегчением, тень улыбки промелькнула по его лицу.
— Ага. Хорошо.
— Я ничего, господин майор.
— Смех тебя разобрал? Хорошо.
— Побойтесь бога, господин майор! До смеха ли мне теперь?
— Отвечай на вопросы! Где ты? Где ты находишься теперь, после пробуждения?
Дужар огляделся. На стене комнаты он заметил большой цветной плакат, прикрепленный четырьмя кнопками. Красивый и, как барышня, изящный солдат в каске и в боевом снаряжении шел легким, танцующим шагом; смеющийся, радостный, он смотрел на Дужара лучистым юношеским взором и указывал рукой куда-то вдаль. Он засмотрелся на бравого молодца.
— Что это?
— Это картинка.
— Картинка, хорошо. А что она означает?
— Что означает? Ничего не означает, господин майор, картинка — и все.
— Прочитай надпись, тогда узнаешь. Читай громко!
— «On les aura»[25], господин майор.
— Совершенно верно. А с кем же это? О ком тут речь?
— Откуда я знаю, господин майор… Может, о трупах? Потому что…
— Можно и так, трупах. Только о чьих трупах?
— Чьих? Трупы — это трупы, господин майор, трупы — они уже ничьи…
— Дужар, подумай о жене и детях, — вздохнул у окна полковник. — Ведь есть же у тебя где-то свой дом, семья?
— Где это все? Ничего у меня нет, господин полковник.
Старый полковник отвернулся к окну и замахал обеими руками.
— Достаточно, увести его!
— Сейчас, полковник, — отозвался чахоточный капитан. — Дужар, еще одно. Вы сказали нам в самом начале, что убили трех немцев. Это верно?
— Так точно, господин капитан, я убил их во сне и готов к самому тяжелому наказанию, но прошу и умоляю, чтобы вы не впускали тех.
— Подождите. Если вы их убили, то, значит, в бою, то есть на войне? А вы утверждаете, что войны вовсе нет. Как же это так?
— Я вовсе не утверждаю, господин капитан, только эта война как приснилась мне раз, так и держит меня и мучает все время, но как я только проснусь, то сразу окажется, что ничего такого никогда не было и не могло быть.
— А я вам говорю, что война есть! Долгая, тяжелая война, в которой Франция должна победить и победит! Если я это говорю, то я знаю, что говорю, потому что я-то ведь не сплю, верно? Ты видишь меня, видишь, что я не сплю?
— Что из того, что я вижу господина капитана, господин капитан мне только приснился — и ничего больше. Очень много народу крутится около меня во сне, и все верят в войну, какая масса людей погибла в этих ужасных снах, но как только все когда-нибудь проснутся, тогда…
— И что тогда будет?
— Все будет как раньше.
— А как было раньше?
— Я не знаю, господин капитан, потому что у меня уже все помутилось в голове. Я ничего не помню.
Когда солдаты выводили его, полковник стоял у окна и барабанил пальцами по стеклу, а капитан с майором сразу начали говорить быстро и громко. Молоденький солдат на стене смеялся и все спешил куда-то, перебирая ловкими ногами, и крепко держал карабин, а другую руку ловко занес перед грудью на фоне прекрасного голубого неба — on les aura. Он смеялся и кричал во весь голос, на всю Францию, огромными красными буквами: «Разделаемся с ними!»