– Сегодня начать мойку.
Потом подошел к кассам, посмотрел на толчею перед двумя окошками, на длиннейшую очередь и тоже не вызвал к себе главного кассира, а пошел к нему и спросил: почему не сидят кассирши в шести остальных, наглухо заколоченных окошках? Кассир сказал, что нет людей, штатные единицы, РКИ, сокращение расходов, нагрузки, смены, экономия. И вопросительно двигал бровями и ушами. Новый начальник выслушал, подумал и сказал:
– Сегодня; же посадить во все окошки кассиров. Чтобы не было очередей. Никогда. Ни при каких условиях.
Кассир вызвал администратора, счетовода, и все заговорили: невозможно, контроль, штаты, РКИ, штатные единицы, не во все дни работа. Начальник вокзала подумал и сказал мягко:
– Сегодня же это сделать.
Потом пошел в вестибюль у главного входа. Там стояла женщина с обвязанной теплым платком головой и резко возвращала пассажиров: «Кругом! Кругом! Не слышите, что ли? Вам говорят: кругом!» Начальник подошел к ней и спросил, кто ей поручил не пускать пассажиров. Она ответила: комендант. Он пошел опять к коменданту и сказал: пускать пассажиров через главный зал, а не кругом.
В следующие дни новый начальник совершенно просто и четко, точно так же, как делал все распоряжения, заказал много новой мебели, удобные скамейки – удобные и изящные – по рисункам художников, ремонтировал много помещений, сам следил, как перестраивали и делали образцовые уборные, оборудовал комнаты отдыха, читальню, комнату матери и ребенка. Тем же мягким голосом и так же всякий раз делая паузу, чтобы подумать, он снял с работы шесть человек, которые не выполняли его распоряжений, двоих отдал под суд за растраты и превышение власти, нескольким сделал выговора и предупреждения. Производственные совещания длились у него по 15–20 минут, не дольше. В полтора месяца вокзал стал неузнаваем. И когда через два с половиной месяца после поступления его на эту работу он прочитал в комсомольской газете заметку о своей хорошей работе и увидел свой снимок, он полуудивился, испытал острую и колющую радость и – сейчас же – смущение, сказал сам себе: «Вот тебе и на» – и спрятал газету в стол, чтобы она не бросалась в глаза товарищам по работе.
Работает по осушке болот на Колхидстрое. Доставляет горючее для экскаваторов, роющих каналы. Экскаваторы черпают столетнюю гниль, неподвижные царства из мутных корней, комариных личинок, всецветных и печальных болотных снов. Образуется широкий прямой канал, куда стекается невысыхающая накипь, мутные стоки, вечная сырость, малярийная лихорадка. Экскаваторы с грохотом и лязгом подвигаются все дальше и дальше. Им нужно доставлять горючее. Как? Лодка не может пройти. Лошадь не может пройти. Самолету негде снизиться. Колесу не на что опереться. Осел скользит и падает на размытых торфяных и топких тропинках.
Только человек может кое-как пробраться. И он идет, нагруженный баком с горючим. Как он ходит по этим тропинкам? Иногда он мостит себе путь ветками. Иногда везет горючее на санях – по грязи. Часто погружается в топь в своих резиновых сапогах и спецовке, но как-то находит в воде твердую опору. Безошибочно обходит глубокие места, откуда можно не выбраться. Но он благополучен. Ничего нет подчеркнуто упорного ни в его затылке, ни в подбородке, ни в плечах. Черные глаза смотрят спокойно и немного удивленно. Ничто как-будто сразу не говорит о редкой настойчивости и стальной воле. С горючим он не опаздывает. Не опаздывает. За год работы еще ни разу из-за него не останавливался экскаватор. Он ударник. У него есть нормы. Как можно устанавливать нормы прохождения по новым путям, по действительно неизвестным тропам – часто непонятно. Но они существуют – нормы.
На собрании инженер говорит, что по тем опасным, топким, скользким, грязным, мучительным дорожкам, по которым он должен проходить, через год будет по мягкому шоссе скользить автомашина, а по краям дороги будут стоять пальмы. Он знает, что это будет так, с видимым удовольствием слушает и удивленно улыбается.
Стройка новая, и в ней пока только кроме территории с частью законченных цехов одна улица рабочего поселка. Вдоль улицы еще лежит строительный мусор, а в (конце улицы свалка и за свалкой – цирк из холста и деревянное кино. Населения в поселке больше трех тысяч. Строится вторая улица, строится хорошее кино – каменное. Строится большой клуб. Строятся новые цехи. Проведена железнодорожная ветка. Далеко от площади с трибуной, на том месте, где строится клуб, посажены деревья – зачатки будущего парка, и там гуляет молодежь – уже много знакомств, связей, дружб, ссор, всевозможных отношений. И всюду можно встретить жизнерадостного парнишку Емельчука – он старожил стройки. Он здесь самый старый. Он приехал с первой партией. Он живет тут два года. Вот здесь, где улица, еще недавно ничего не было. Тут была степь, и где стоит завод – тоже была степь. Он улыбается – очень довольный, указывает на проходящих мимо иностранцев и каких-то людей: