Кто-то едет в Ашхабад.
– Это вы? В Ашхабад? Берегитесь пендинки. Не знаете, что такое пендинка? Это язва такая. В Ашхабаде все болеют ею. Это от укуса насекомого или от воды – чорт их знает. Бывает сухая пендинка и мокрая, то есть гнойная. Она стоит круглой ранкой на лице год, и лечить нельзя – неизвестно лечение, и заклеить нельзя – нужно, чтобы ранка была открыта. А инкубационный период этой штуки иногда длится года два, а то и дольше. Таким образом побудете в Ашхабаде две недели, а заболеете через год, полтора.
Соседи едут в Ленинград:
– Хороший город! Только климат. Климат отчаянный. Легкие выедает до конца. На болоте город стоит. Ядовитейшие испарения. Вот мой товарищ пожил там четыре года и умер.
Люди едут в Сухум:
– Хорошее место, красивое, только, знаете ли, берегитесь – малярия. Особенно в низменных местах. Старайтесь где-нибудь повыше поселиться, а то внизу, знаете ли, обязательно малярию схватите. Только наверху вряд ли комнату найдете, да и подниматься по этим горам тоже мало удовольствия, и пыль. Ну, знаете, пыль какая!
Румяный говорливый рот неутомим. Он все знает, всюду был и ото всего предостерегает. Есть тоже почти ничего нигде нельзя: будет изжога, отрава, болезни, обман. И все это говорится в легкой, безобидной форме приятельской беседы, посильного дружеского предупреждения.
Пассажиры – собеседники, тяжело вздыхая, выходят в коридор, стоят там долго, стараются не заходить в купэ. После одного часа его общество становится нестерпимым.
Поговорив, он любит спать, и во сне его большой тревожный рот как бы сообщает одни только мрачные сведения. Часто, просыпаясь, он никого не находит в купэ.
– Где же тут, – спрашивает он у проводника, – двое граждан? Тут же ехали двое.
– Ах, эти! – отвечает проводник. – Перешли в другое купэ.
Он не смущается, берет полотенце, идет мыться, через четверть часа находит новых собеседников и говорливый его, румяный, противный рот опять за работой:
– Куда? На эту стройку? Остерегайтесь там каракуртов. Это змея такая. Укус чаще всего смертелен. Да и сыпной тиф теперь там свирепствует. Распространен также и брюшной. С водой там очень плохо…
С детства необычайные способности к музыке и математике. Высвистывал на память целые симфонии, выстукивал на дощечках и бляшках сложные «оркестровые» марши. Прекрасно играл на пианино. К шестнадцати годам выгнали из музыкальной школы, через год – из консерватории. Раздражала всех белозубая, ленивая, безжалостная, издевательская улыбка. Сидел за пианино, развалясь на венском стуле (круглого вертящегося стула не любил), и красивыми белыми костистыми руками, насмешливо прищурив глаза и смеясь, – исключительно добродушно, но и непримиримо издевался над классиками. Хохотал, как ребенок, над концами, над началами. Люди разъярялись. Но он не отвечал, продолжал смеяться и подчеркнуто пародийно играть. Ему говорили:
– Ведь это просто свинство так издеваться над классиками. Ведь надо же учесть эпоху, в которую жил композитор.
Делал серьезное лицо и говорил:
– Да я что же?.. Есть и такие, над которыми не посмеешься. И отдельные места… Вот…
И с необычайным чувством исполнял куски из Бетховена, Шопена, многих других.
В двадцать лет влюбился в жену знакомого дирижера. Приходил, часами играл на пианино, безжалостно разбирал, откинувшись на спинку стула, мировые трафареты, традиционные звучания, высмеивал, иногда хохотал визгливо, разоблачая примитивы, миноров и дешевых патетик. Дирижер, обиженный за мировую музыку и потерянную жену, бегал по комнате, рвал на себе волосы:
– Вы дикарь! Варвар! Сумасшедший!
Дирижер запил, уехал, исчез. Жена досталась новатору. За четыре года родила четырех ребят.
Жили бедно. Новатор давал уроки. С трудом. Не мог заниматься с тупыми учениками. Отказывал многим. Манкировал. Иногда хохотал, вслушиваясь, что и как играют ученики. Наконец бросил учеников, квартиру и жену дирижера с четырьмя детьми.
Женился на девочке семнадцати лет, которую встретил в городском саду. Прожил с ней в глубокой нищете первые революционные годы. Она родила двух детей.
Был инструктором в музкружках. Девочка часто плакала от нищеты и обиды. Наконец ушла – с детьми.
Сейчас он живет с третьей, тоже очень молодой, тоже встретил ее где-то на улице или на бульваре и немедленно женился. Опять дети…