Тем большая страстность и стойкость духа требовались от молодых людей, старавшихся разрешить эти проблемы. Кое-кто из них ударился в суровый пуританизм. Как "дубася по мешку, накласть хотят ослу", так восставали они против роскоши и погони за наслаждениями, но в совершенно ином духе, чем авторы постановлений о борьбе с распущенностью нравов. Не христианское смирение верноподданных государственной власти хотели они воспитать в людях, а добродетели истого республиканца. Отсюда вскоре возникли две партии, состоявшие одна - из людей более терпимых и жизнерадостных, другая - из мрачных аскетов, которые зорко наблюдали за первыми и обличали их. Общество уже исключила из своей среды одного из членов, носившего золотые часы и не пожелавшего расстаться с ними. Другим за слишком роскошный образ жизни выносилось порицание, за ними следили. Верховным наставником был господни профессор Иоганн-Якоб Бодмер 1, как писатель и реформатор художественного вкуса уже переживший себя, но как гражданин, политический деятель и проповедник нравственности - человек столь мудрый, просвещенный и свободомыслящий, каких всегда было не много, а ныне и совсем не стало. Он отлично знал, что у властей и религиозных фанатиков слывет совратителем юношества: но его слишком уважали, чтобы ему приходилось чего-либо страшиться, а партия молодых ревнителей строгих нравов была его личной почетной стражей.
1 И. Я. Бодмер (1698-1783) - литературный критик и поэт, известный своей полемикой против Готшеда (см. прим. к стр. 246).
В это общество Ландольт был принят по рекомендации друзей и еще до начала заседания познакомился с молодым Леем, которому сразу пришелся по сердцу. Но им не удалось поговорить, так как в тог день сам господин профессор Бодмер пожаловал на полчаса, чтобы прочесть молодым людям доклад этического содержания и предложить им, в свою очередь, заняться этим предметом. Ландольт слушал не очень внимательно, его мысли витали в других местах. Время от времени он искоса поглядывал на брата Фигуры, которого, казалось, скука одолевала еще сильнее, и оба облегченно вздохнули, когда обсуждение наконец закончилось.
Но тут-то и наступил критический момент. Люди строгого толка считали делом чести не расходиться сразу, а еще хотя бы полчасика побыть вместе, беседуя на всевозможные темы, тогда как более легкомысленные только о том и думали, как бы поскорей удрать и пображничать где-нибудь в ресторации. В зависимости от того, как беглецов расценивали во всем остальном, их провожали кого презрением, кого негодованием и всех - недобрыми, косыми взглядами.
Уже несколько человек успело улизнуть, когда Мартин Лей, в свою очередь, дернул ни о чем не подозревавшего Ландольта за рукав и шепотом пригласил его распить бутылку хорошего вина. Ландольт охотно вышел с ним вместе, но крайне удивился, когда спутник, увлекая его за собой, поспешно пересек улицу, со всех ног помчался по Каменному переулку, затем через лабиринт извилистых проходов, где ютилась беднота, свернул в темный Львиный переулок, оттуда стрелой, словно преследуемый олень но лесной поляне, пролетел мимо Красного дома в Ослиный переулок, обогнул скотобойню, перемахнул через Нижний мост и Винную площадь, опрометью побежал вверх по Тележной улице и Ключевому переулку, миновав Красную гостиницу, во всю прыть проскочил через Аистов переулок и Гребеночный, снова очутившись у реки Лиммат, понесся направо и наконец вошел во внушительное новое здание купеческих гильдий. Запыхавшись от бега и смеха, молодые люди остановились на минуту, чтобы отдышаться, держась за чугунные перила лестницы - это чудо старинного литейного мастерства и поныне еще восхищает глаз. Лей рассказал новому своему другу о положении дел и о том, что неистовая гонка по всему городу имела целью сбить с пути соглядатаев. Ландольт, заклятый краг всякого ханжества, немало забавлялся этой шалостью, тем более что придумал ее брат особы, весьма ему нравившейся, и они в самом веселом расположении духа вошли в ярко освещенный зал ресторации, на стенах которого висело множество шпаг и треуголок, принадлежавших посетителям, которые расположились за несколькими большими столами.
Сочные жареные колбаски, слоеные пирожки, мускатное вино и мальвазия вот те кушанья и напитки, которыми угощалось вновь собравшееся в половинном составе Общество любителей отечественной истории, и все это было точно отмечено соглядатаем, который, принадлежа к партии суровых Катонов, незаметно прокрался вслед за двумя запоздалыми беглецами по всем улочкам и переулкам; низко надвинув шляпу на лоб, стоял он у широкой двустворчатой двери, и ни одно блюдо не могло ускользнуть от его рысьих глаз. И все это перед ужином, ожидавшим их дома, и после того, как они прослушали доклад великого своего наставника Бодмера "О необходимости самообуздания как основе свободной гражданственности"!
Но это обстоятельство отнюдь не мешало молодым эпикурейцам наслаждаться вкусной трапезой; дружба, эта чисто мужская добродетель, и тут отпраздновала торжество, так как Мартин Лей заключил с Соломоном Ландольтом сердечный союз на всю жизнь, не подозревая о том, что Ландольт имеет виды на его сестру и вдобавок - человек весьма умеренный, мало дорожащий чревоугодием как таковым.
Последствия этой шалости недолго заставили себя ждать. Без ведома Бодмера ревнители строгой нравственности немедля взялись за работу и не погнушались обратиться с тайным доносом к той самой государственной власти, гнет которой они намеревались облегчить. Дело было в секретном порядке направлено в учреждение, призванное блюсти чистоту нравов, - в реформационную палату. Но поскольку виновные принадлежали к именитым семьям города и вдобавок были люди весьма одаренные, решено было ограничиться кроткими устными увещаниями, причем на каждого из достопочтенных членов реформационной палаты была возложена обязанность келейно, без огласки, образумить мудрыми речами одного-двух из числа согрешивших.