Тогда ландфогт приказал удалить мужа и снова привести жену.
- Муж ваш, - сказал он ей, - судя по всему, негодяй и сам себе ошпарил голову, чтобы погубить вас. Этим неслыханным злодейством он заслужил примерную кару, которую вы сами должны привести в исполнение. В воскресенье мы засадим его в крутильную клетку на городской площади, и вы можете крутить его на глазах у всех, сколько вашей душе угодно.
Услышав это, жена подпрыгнула от радости, поблагодарила господина ландфогта за мудрое решение и поклялась, что будет крутить мужа изо всех сил и не остановится, покуда не вытрясет из него душу.
- Теперь мы видим, в ком сидит дьявол, - сказал ландфогт и приговорил злую бабу к трехдневному заключению в башне, на хлебе и воде. Она обвела зал яростным взглядом и, увидя по обе стороны от себя испуганно смотревших на нее нарядных женщин с букетами роз, быстро, прежде чем ее взяли под стражу, показала им всем язык.
Затем появилась супружеская чета до крайности изможденного вида; они непрестанно грызлись между собой, сами не зная почему. Истинная причина несчастья заключалась в том, что муж и жена с первого дня ни разу толком не поговорили между собой, не высказали друг другу, что у каждого из них на душе, - а это, в свою очередь, объяснялось полным отсутствием у обоих той внешней привлекательности, которая позволяет найти почву для примирения. Муж, занимавшийся портняжным ремеслом, воображал, что обладает высокоразвитым чувством справедливости, и, орудуя иглой, в то время как другие портные мурлычут песенку или придумывают веселые проказы, без устали размышлял о своей правоте. Жена возделывала принадлежавший им клочок земли и, работая в поде, давала себе слово при следующей ссоре ни за что не уступить мужу; а так как оба были трудолюбивы, то ссориться они могли разве что за едой. Но и это время им не удавалось использовать как следует, потому что с самого начала перепалки они попадали своими тщательно заостренными стрелами мимо цели и увязали в неведомых им самим трясинах, где сражаться по правилам военного искусства уже было невозможно и голос замирал от бессильной ярости. При таком образе жизни пища не шла им впрок, они казались олицетворением бедствий и злосчастья, хотя, как уже сказано, все злосчастье их заключалось в том, что они были так бедны привлекательностью и поэтому беднее последнего нищего. Накануне муж дошел до такого исступления, что за едой вскочил с места и хотел уйти из-за стола. Но пуговицей жилета он зацепил дырявую скатерть и стащил ее на пол вместе с овсяным супом, миской капусты и тарелками. Жена подумала, что он учинил это безобразие нарочно, а портной, которого вдруг осенила блестящая мысль, твердо решил не разубеждать ее, думая этим упрочить свой авторитет и показать свою силу. Жена, со своей стороны, не намерена была дать ему потачку и пожаловалась на него ландфогту.
Тот допросил обоих; послушав их унылую, бестолковую грызню, он быстро уяснил себе причину их разлада и приговорил обоих к месячному тюремному заключению с употреблением "супружеской" ложки. По данному им знаку сторож снял этот предмет со стены, где он висел на железной цепочке. То была красиво вырезанная из липового дерева двойная ложка, с двумя выемками на одном черенке, причем одна из них была обращена кверху, другая книзу.
- Глядите, - сказал ландфогт, - эта ложка сделана из дерева липы, а она, как известно, охраняет любовь, мир и справедливость. Когда вы за едой будете передавать друг другу эту ложку (второй вы не получите!), думайте о зеленой цветущей липе: в ее ветвях поют птицы, над ней плывут облака, в тени ее листвы отдыхают влюбленные, заседают судьи и царит согласие!
Ложка была препоручена мужу; жена последовала за ним, утирая глаза фартуком, и бледная, тощая чета уныло направилась к месту своего назначения, откуда через месяц вышла примиренной, согласной и даже с легким румянцем на щеках.
После них, на сей раз прямехонько из тюрьмы, сторож ввел угрюмую тучную женщину, сердито озиравшуюся вокруг: ей, видимо, нездоровилось. То была жена сельского фогта, подговорившая мужа преподнести ландфогту телячий окорок: она думала этим задобрить начальника и достичь того, чтобы он смотрел сквозь пальцы на разные грешки. Жена сама явилась к Ландольту и, всячески подлизываясь, вручила ему подношение, а он распорядился посадить ее в башню и держать там, покуда она не съест весь окорок, который по его приказу изжарили для нее. Она, разумеется, постаралась справиться с жарким как можно скорее, и по ее лицу видно было, что ей сильно нездоровится. Ландфогт объявил ей, что к этому наказанию он приговорил ее за попытку совершить подкуп и еще наложит на нее штраф в двадцать пять гульденов за то, что она собственного мужа склонила к такому беззаконию; не довольствуясь этим, он еще и мужа приговорил к штрафу, тоже в двадцать пять гульденов, за преступное попустительство жене, а писцу велел немедленно занести оба решения в протокол. Толстуха неуклюже поклонилась и вышла, обеими руками держась за живот.
Две сестры, весьма привлекательной наружности, обвинялись в том, что вводят в грех степенных, добропорядочных мужей, вносят в семьи разлад и несчастье и в довершение всего оставляют без всякой помощи и средств к жизни больную старуху мать, прикованную к постели. Вызванные на суд, они явились в роскошных, соблазнительных нарядах, затейливо причесанные, украшенные цветами; сладко улыбаясь, они бросали ландфогту пламенные взгляды. Угадав их дерзкие намерения, он быстро закончил допрос и велел вывести их из комнаты, а затем постановил: отрезать блудницам их прекрасные волосы, наказать обеих розгами и засадить за прялку, покуда они не заработают известной суммы на содержание матери.
После этого перед судом предстали два жалобщика-сектанта. В свое время они наотрез отказались принести ландфогту обязательную для всех граждан присягу в верности родине и столь же упорно уклонялись от выполнения каких бы то ни было гражданских обязанностей. Глухие ко всем увещаниям и настояниям, они ссылались на свои религиозные убеждения и внутреннюю правоту. Теперь они явились с жалобой на бедняков, которые приходили на их лесные делянки и без зазрения совести таскали оттуда топливо.
- Кто вы такие? - спросил ландфогт. - Я вас не знаю.
- Как же так? - изумились они и назвали себя. - Ведь вы уже неоднократно вызывали нас и отряжали к нам рассыльного с устными и письменными приказаниями!
- И все же я вас не знаю! - невозмутимо продолжал ландфогт. - Раз вы, как вы сами мне об этом напомнили, не признаете никаких гражданских обязанностей, я не могу защищать ваших прав. Идите и ищите их в другом месте!