В этот миг девушки прошли почти совсем рядом. Обычно они чуть ли не за версту обходили кладбище, а в этот вечер шагали прямо по могилам, словно по картофельным бороздам.
— А там, кажется, могила помощника писаря? — заметила одна из подружек, посасывая леденец, и небрежно дрыгнула ногой в ту сторону, где сидел помощник писаря.
— Помощника писаря? Какого помощника писаря? — спросила Юлиня Мелдере и поспешила снова сложить губы сердечком: пока взбиралась на горку, они потеряли эту форму.
— Да который два года тому назад повесился.
— Отчего же он повесился?
— Кто его знает. Говорят, подобрался к шкафу с волостными деньгами, а старшина забыл ключ в дверце. Не миновать бы парню Сибири, вот он и… Помнится, где-то тут его и похоронили.
— А пожалуй, поближе к воротам.
— Нет, нет, здесь, рядом со старой Граудиниете.
— Верно, я тогда не была на кладбище… Ну послушай, милая, только уговор не врать! Неужто впрямь сам Рауска давеча обо мне справлялся?
— Ей-богу, Юлиня. Всюду искал, а тебя нигде нет.
— Я, верно, там вон, с Прицисом Сайшкисом…
— Ну да, с Прицисом Сайшкисом! Я слышу, что ты смеешься, а сама молчу. Да, значит, подходит это Рауска ко мне — мы с ним давно знакомы, — подходит и говорит: «Эй, Гриетель, покажи-ка мне, которая тут Юлиня Мелдере. Я тут в первый раз». А я ему: «Сейчас ее нету, придет — покажу». — «Ладно, — он мне отвечает, — только смотри покажи. Мне надо сейчас в буфет, три дюжины заказать…» Ущипнул и пошел. Такой шутник!
Юлиня стала пунцовой, как мак. Отвернувшись от подружек, она теребила пряжку пояса.
— И с чего бы это он вдруг?
Подруги понимающе усмехнулись.
— Вот уж не понять… с чего вдруг…
Дальнейшего разговора помощник писаря не слышал. Девушки отошли далеко, а бежать за ними не хотелось. Да, по правде говоря, он и не в состоянии был следовать за подружками, он просто окаменел от удивления. Так эта та самая Юлиня, из-за которой он повесился?
«Помощник писаря… Какого помощника писаря… Почему он повесился?.. Подобрался к денежному шкафу… Сибирь…»
Все это еще звучало у него в ушах. Она даже не знает, где он похоронен и почему повесился… Неужели не нашли записку, которую он сунул в расщепленный сосновый сук? Ну нет, уж это следует проверить.
Помощник писаря поднялся, расправил ноги, взлетел сажени на две над землей и побрел по тонкой пелене тумана, стелившегося над лугом до самого сосняка, куда покойник и направлял свои стопы. Идти было нелегко. Ноги вязли и стыли, а сверху припекала луна, так что он совсем вспотел, когда добрался до леса.
За эти два года он уже позабыл знакомые места. Лунный свет сюда не достигал, и в сосняке было довольно темно. Пришлось порядком поплутать, прежде чем он отыскал сосну. Да, вот она, та самая, с большим суком, футах этак в семи от земли… А рядом ветка покороче, сломанная и расщепленная на конце, и — как описать удивление помощника писаря? — в самой расщепе торчит еще клочок сгнившей, размокшей бумаги…
Вконец подавленный, понурив голову, помощник писаря поплелся домой. Спрашивается, стоило ли целых семь футов карабкаться с веревкой по голому толстому стволу сосны до первого сука? Он тогда из сил выбился, порвал новые суконные брюки, исцарапал нос… Стоило ли вешаться, если Юлиня Мелдере даже не узнала, почему он это сделал!
И снова он перебрал в уме все замыслы, которые должны были осуществиться благодаря его смерти. Все пошло прахом из-за того лишь, что какой-то ленивый конюх, вынимая его из петли, не удосужился даже поднять голову и заметить засунутую в расщепленный сук записку, где все написано черным по белому. Выходит, пожалуй, что староста прав и вовсе не стоило вешаться? Но нет, помощник писаря ни за что не хотел в этом сознаться — слишком уж стыдно стало бы за свою глупость.
Быть того не может, чтобы из-за какого-то нерасторопного сонного конюха рухнули все его планы. Неужели его грандиозным замыслам не суждено было осуществиться из-за столь смехотворной причины? Сунь он записку в карман, и все вышло бы по-другому? Неужели на чаше весов смерть его не перевесит какого-то мелкого просчета? Факты как будто подтверждали это, но помощник писаря не желал верить фактам. Тут, должно быть, скрыта какая-то истина, которую не в силах извратить столь ничтожная случайность. Но как добраться до этой истины? И как на основе этой истины понять и объяснить каждое событие своей жизни, а поняв и объяснив, нанизать их, точно бусы, на единую логическую нить? Эх, если б он при жизни усерднее изучал логику, то давно бы уж открыл искомую систему…