Этот случай с подеста у многих вызвал похвалу, а у многих осуждения. Я, писатель, полагаю, что учитывая, что почти никогда нельзя вынести справедливое решение, он нашел неплохой выход и по поводу ворона и по поводу двух мулов и что он проявил в этом большую находчивость: если бы он проявил ее и в других своих тяжбах, он бы этим заслужил честь там, где, на мой взгляд, он покрыл себя позором.
Новелла 161
Во все времена среди художников встречались люди странные. К числу их, судя по тому, что я слышал, принадлежал и флорентийский художник по имени Бонамико, носивший прозвище Буффальмакко.[445] Жил он во времена Джотто и был большим мастером. Так как он был отличным художником, то ареццкий епископ Гвидо,[446] в бытность свою синьором этого города, пригласил его расписать свою часовню. Бонамико отправился к епископу и столковался с ним. После того, как Гвидо распорядился относительно условий и времени работы, Бонамико принялся писать. Когда несколько святых было уже написано и художник как-то в субботу под вечер прервал свою работу, обезьяна, или скорее целая обезьянища, принадлежавшая епископу, заприметившая движения и приемы художника в то время, когда он стоял на помосте, видевшая, как он мешал краски, встряхивал горшочки, выпускал в них яйца и как брал в руки кисти и писал ими на стене, переняла все это, чтобы, как они это обычно делают, все испортить. Ввиду того, что обезьяна была злая и приносила много вреда, епископ велел привязать ей к ноге деревянный шар. И вот, однажды в воскресенье, пока все обедали, обезьяна отправилась в часовню. Обхватив одну из подпорок лесов, она влезла на помост, устроенный для художника, и, взобравшись на него, взяла горшочки, вылила содержимое одного в другой, раздавила яйцо, смешала все это вместе, схватила кисти и, обнюхав их, обмакнула в краску и стала тотчас же мазать ими по написанным фигурам. Очень скоро все они были испачканы, а краски и горшочки опрокинуты вверх дном, перевернуты и испорчены.
Когда в понедельник утром Бонамико пришел на работу, чтобы закончить то, что он недоделал, и увидел, что горшочки с красками частью раскиданы, частью опрокинуты, кисти разбросаны повсюду, а фигуры измазаны или испорчены, то он тут же решил, что какой-нибудь житель Ареццо сделал это из зависти или по какой-либо другой причине. Он отправился к епископу и заявил ему, что написанное им приведено в негодность. Епископ, возмущенный этим, сказал ему: «Бонамико, ступай и исправь то, что испорчено. А когда ты исправишь это, я дам тебе шесть копейщиков: мне хочется, чтобы они устроили вместе с тобой засаду и без всякого сострадания изрубили на куски каждого, кто бы ни явился в часовню».
Бонамико ответил на это: «Я пойду и исправлю, насколько возможно скорее, фигуры, и вернусь сказать вам, когда можно будет устроить то, что вы предполагаете».
После такого решения Бонамико переписал картину, можно сказать, наново и, когда она была готова, доложил епископу, в каком положении находится дело. Тогда епископ тотчас же позвал шесть копейщиков и приказал им укрыться с Бонамико в определенном месте, неподалеку от картины, с тем, чтобы тотчас же изрубить того, кто явится портить написанное. Так они и сделали. Бонамико с шестью копейщиками устроили засаду, чтобы подсмотреть, кто придет портить живопись. По истечении некоторого времени они услышали, что что-то катится по церкви, и сразу же поняли, кто приходил пачкать живопись: звуки производила обезьяна, к ноге которой был привязан шар. Она быстро подошла к подпоркам лесов, вскочила на помост, где писал Бонамико, и стала перемешивать по очереди содержимое всех горшочков; перелив краски из одних в другие, она взяла яйца, обнюхала их и выпустила в горшочки; затем взяла кисть, принялась мазать по стене то одной, то другой и испачкала все, что было сделано.