Случилось так, что, преуспевая в сбережении этим путем больше, чем от ножниц или бритвы, он однажды утром надумал, полагая, что в церкви никого уже не осталось, выйти в притвор и спрятать свой мешочек со ста флоринами под кирпич пола; потому что в ту пору он еще мог видеть, как был устроен пол. И как он надумал, так и сделал, считая, что в церкви не осталось никого, кто бы мог его увидеть.
Однако случайно в церкви задержался некий колбасник Юччо, очень почитавший святого Иоанна Златоуста. Этот Юччо, молясь своему святому, заметил, что Кола шарит по полу, но не мог понять, в чем дело. Поэтому, выждав когда Кола ушел, он тотчас отправился к тому же месту в притвор, осмотрел его и увидел, что один кирпич лежит не так, как прочие; подняв его, как бы рычагом при помощи ножа, он увидел мешочек. Взяв его в руки, он приладил кирпич на прежнее место, а с названными деньгами направился к себе домой с намерением никогда и никому о них не говорить.
Случилось так, что не прошло и трех дней, как слепому захотелось посмотреть: там ли лежат его деньги, где он их спрятал. Улучив минутку, он пошел туда, где положил под кирпич свое сокровище, поднял его и стал искать мешочек. И когда он его не нашел, то почувствовал себя очень плохо; тем не менее он положил кирпич опять на прежнее место и, удрученный, вернулся домой. Дома, когда он раздумывал над тем, как он в одно мгновенье потерял то, что приобрел понемногу за долгое время, он почувствовал, – как это часто случается со слепыми, – что его вдруг осенила одна мысль. С наступлением утра он позвал своего сына, мальчика лет девяти, и сказал ему: «Ступай сюда и сведи меня в церковь».
Мальчик повиновался отцу, но, прежде чем они вышли из дома, отец отозвал его в свою комнату и сказал: «Поди-ка сюда, сынок, ты пойдешь со мной в церковь, но там не отходи от меня; ты сядешь со мною в притворе и будешь следить внимательно за всеми мужчинами и женщинами, которые будут проходить мимо; запомни, не станет ли кто-нибудь из проходящих пристальнее других смотреть на меня, а может быть, даже смеяться, не сделает ли какого-нибудь движения в мою сторону; тогда запомни его лицо. Сумеешь ли ты это сделать?»
Ребенок ответил: «Да».
Научив мальчика, слепой пошел вместе с ним в церковь, и там они заняли свои обычные места. Мальчик исполнил строго наказ отца и простоял все утро, следя внимательно за каждым человеком. Вскоре он заметил, что названный Юччо, проходя мимо них, пристально посмотрел в сторону слепого отца и усмехнулся. Когда настал час возвращаться домой к обеду, слепой, прежде чем подняться к себе с сыном по лестнице, учинил ему допрос, спросив: «Ну, сынок, не видел ли ты что-либо из того, о чем я тебе говорил?»
Мальчик ответил: «Я ничего не видел, отец мой, разве только, что один человек пристально поглядел на вас и засмеялся».
Тогда отец спросил: «Кто же это был?»
Сын ответил на это: «Я не знаю его по имени, но знаю хорошо, что он колбасник и живет здесь, неподалеку от братьев миноритов».
Отец спросил тогда: «Сумеешь ли ты проводить меня в его лавку и сказать мне, увидишь ли ты его там?»
Мальчик ответил, что да. Слепой не стал мешкать ни минуты и сказал мальчику: «Отведи меня и, если ты его увидишь, скажи мне; и когда я буду с ним говорить, отойди в сторонку и подожди меня».
Мальчик проводил отца в лавку, где Юччо в это время продавал сыр, сказал об этом отцу и подвел его к колбаснику. Когда слепой услышал разговор колбасника с покупателями, то он признал в нем Юччо, с которым он был знаком давно еще, когда был зрячим. Вмешавшись в разговор, он сказал, что хотел бы поговорить с ним немного наедине и в указанном месте. Юччо, почти подозревая что-то, отвел его в каморку нижнего этажа и спросил: «Что нового, Кола?»
Тот ответил: «Дорогой брат, я пришел к тебе, доверяя тебе и любя тебя. Как известно, уже много времени прошло с тех пор, как я потерял зрение. И имея большую семью и будучи бедняком, я был вынужден жить на подаяние; по милости божией и благодаря доброте твоей и других жителей Орвьето, я оказался обладателем двухсот флоринов, из которых сто Держу под рукой, в одном месте, а другие сто отдал на сбережение нескольким моим родственником и должен получить их через неделю. Поэтому если бы ты нашел возможным взять эти двести флоринов и дать мне, ради господа бога, ту часть прибыли, на которую я по-твоему могу рассчитывать, для поддержки самого себя и моих детей, то я был бы очень доволен, потому что я не знаю у нас никого, на кого я бы мог больше положиться. только я не хочу получать в этом никакой расписки и не хочу, чтобы об этом что-либо говорилось и что-либо знали. Поэтому я сердечно прошу тебя никогда не говорить ни слова о том, что я сказал, какое бы ты решение ни принял; ведь ты знаешь, что, если бы проведали о том, что у меня есть эти деньги, то милостыня, которую я получал до сих пор, оскудела бы».