Тогда один из них стал раскладывать болоньины своими чистыми и сухими руками, которые, должно быть, никогда не касались перезрелой груши. Бассо дал им несколько раз выиграть, не прибегая к своей хитрости. Когда же он сам хотел выиграть и перед ним лежал чужой болоньин, то он проводил несколько раз кончиком пальца по испорченному месту на груше и, делая вид, что он просто подвигает положенную перед ним монету, касался ее затем тем же пальцем, благодаря чему муха тотчас же садилась к нему. Впрочем, он мог бы и вовсе не трудиться, потому что нюх у мух – как у охотничьих собак; все они летели к Бассо на запах перезрелой груши или привлекаемые тем местом на столе перед ним, где обмазанный Бассо болоньин оставлял после себя кое-какой след. И, таким образом, генуэзцы, пытавшиеся поочередно сделать что-нибудь, никак не могли помешать Бассо выиграть у них при помощи портящейся груши на пятьдесят лир болоньинов, то есть он, как вы об этом уже слышали, переплутовал плутов.
Сколько раз бывает, что многие люди, постоянно занятые мыслью обмануть с помощью своих хитростей других и извлечь из их доверчивости пользу для себя, настолько уверены в успехе, что даже не предполагают, чтобы кто-нибудь другой мог обмануть их, и нисколько о том не беспокоятся. Если бы они лучше думали о своих компаньонах, которые не всегда слепы, то с ними не случалось бы того, что случилось с упомянутыми генуэзцами; поэтому нередко бывает, что обманщик оказывается обманут обманутым.
Новелла 19
Перезрелая груша, с помощью которой Бассо так хорошо устроил свои дела, приводит мне на память другую новеллу о перезрелых грушах, где речь идет о том же Бассо: здесь ясно показано, что он до самой своей смерти оставался остроумнейшим человеком. Но, прежде чем обратиться к ней, я расскажу две небольшие новеллы, повествующие о том, что он проделал меньше чем за два месяца до своей смерти, уже хворая постоянно трехдневной или четырехдневной лихорадкой, которая затем и свела его в могилу.
В Феррару, в его гостиницу, приехало однажды вечером несколько флорентийцев, которые, поужинав, сказали Бассо: «Бассо, мы просим тебя дать нам нынче вечером белые простыни».
Бассо отвечает немедленно: «Не стоит говорить больше; дело сделано».
Когда с наступлением ночи постояльцы улеглись в постель, они почувствовали, что простыни не надушены и грязны. Утром, встав, они сказали: «Хорошо ты услужил нам, Бассо! Вчера вечером мы так просили тебя дать нам белые простыни, а ты сделал как раз наоборот».
Бассо ответил им: «О, вот это странный случай! Пойдем, посмотрим».
И войдя в комнату, он сбрасывает одеяло и, обернувшись к приезжим, говорит: «Какие же это простыни? Что они, красные? Синие? Черные? Белые? Какой художник может сказать, что они не белого цвета?
Купцы переглянулись и стали смеяться, говоря, что Бассо прав и что нет такого нотариуса, который записал бы, что эти простыни иного цвета, нежели белого.
Такого рода забавными выходками Бассо привлекал к себе долгое время людей, и настолько, что они не обращали внимания ни на простыни, ни на еду.
Забавная логика подобного рода полезна в каждом деле, а в особенности хозяевам гостиниц, которым приходится сталкиваться со многими людьми и из разных мест. Эта краткая новелла сделала очень многих людей, которые слышали ее, благоразумными; и я, писатель, – один из тех, которые, приезжая в гостиницу и желая получить чистые простыни, прошу всегда, чтобы мне дали простыни после стирки.
Новелла 20
В те два месяца, о которых было сказано выше, когда Бассо уже лихорадило от болезни, сведший его в могилу, он (и это вторая новелла из тех, что я упомянул в предыдущей) хотел, по-видимому, устроить ужин, как это сделал Христос со своими учениками, и велел пригласить многих своих друзей в один из вечеров поесть вместе с ним. Приглашение было принято всеми. Явившись в назначенный вечер, гости увидели стол пышно уставленным всякими яствами. Когда же они уселись и принялись за еду, то оказалось, что стаканы стоят пустыми и слуги не наливают в них вина.