Новелла 28
Еще более необыкновенно и хитроумно проявил себя тот, кто в этой новелле, будучи мужчиной, изобразил из себя женщину.
Обращаясь к новелле, скажу: в мое время был священником одной церкви в Кастелло, во Флорентийской области, некто по имени Тиначчо,[62] человек уже старый, имевший в прежнее время, подругой ли, недругом ли красивую молодую женщину из Борго Оньисанти; от нее у него была дочь, девушка, бывшая в ту пору, о которой идет речь, большой красавицей и уже на выданье; молва шла повсюду, что она племянница священника и очень хороша собой.
Не очень далеко от того места, где жила девушка, жил молодой человек, об имени и семье которого я умолчу. Несколько раз встретив девушку и влюбившись в нее, он, чтобы побыть с ней, придумал тонкую хитрость, которую и привел в исполнение. Однажды вечером, в дождливую пору, в поздний час, он переоделся крестьянкой, повязал на шею повязку, наложил под грудь соломы и тряпок, чтобы походить на беременную женщину и иметь вздутый живот, и отправился в церковь исповедоваться, как это делают женщины, когда приближается время родов. Когда он пришел в церковь, было уже около часа ночи. Он постучался в дверь и, как только вышел причетник, спросил священника. Причетник отвечал ему: «Он пошел недавно причастить одного человека и скоро вернется».
Беременная женщина сказала: «Ах, я несчастная! Вся-то я истомилась!»
И поминутно вытирая себе лицо полотенцем, больше для того, чтобы не быть признанной, чем от того, что лицо потело, она присела, тяжело дыша, и сказала: «Я подожду его, потому что из-за бремени мне будет трудно прийти снова; и даже если богу угодно будет поступить со мною иначе, я не х.*чу откладывать своего дела».
Клерик ответил ей: «Оставайся в добрый час».
И она стала ждать, а священник вернулся в час ночи. Приход его был велик, и у него было немало прихожанок, которых он не знал. Когда он увидел в полумраке мнимую женщину, то та, тяжело дыша и вытирая себе лицо, сказала, что ждала его, объяснив как и что. Священник стал исповедовать ее. Мужчина, превратившийся в женщину, исповедовался очень долго, чтобы дотянуть до глубокой ночи. Отысповедовавшись, он начал вздыхать, говоря. «Ах, я несчастная! Куда мне идти теперь ночью?» Сер Тиначчо ответил на это: «Это было бы глупо; ночь стоит темная, накрапывает дождь, и, кажется, он усиливается. Не ходите никуда; оставайтесь на ночь с моей племянницей, а завтра рано утром вы пойдете к себе».
Когда мужчина, превратившийся в женщину, услышал это, ему показалось, что он на пути к цели, и, так как ему очень хотелось того, о чем говорил священник, он ответил: «Батюшка, я сделаю как вы мне советуете, потому что я так запыхалась, идя сюда, что, думаю, не могла бы пройти и ста шагов, не подвергая себя большой опасности. А погода плохая, и на дворе ночь, так что я сделаю, как вы говорите. Прошу вас только об одном: если муж мой что-нибудь станет говорить, заступитесь за меня».
Священник ответил на это: «Это уж предоставьте мне».
Мнимая женщина пошла на кухню, куда ее послал священник, и стала ужинать вместе с его племянницей, поминутно утирая полотенцем лицо, чтобы скрыть его. Поужинав, они улеглись на кровать в комнате, которая отделялась от комнаты сера Тиначчо одной только дощатой перегородкой. Едва настало время первого сна, как молодая женщина принялась ощупывать у девушки груди. Девушка между тем уже успела заснуть; а рядом слышно было, как громко храпел священник. Когда беременная женщина привалилась к девушке и та почувствовала, кто поднимается на нее, она стала звать сера Тиначчо, говоря: «Это мужчина».
Ей пришлось позвать священника больше трех раз, прежде чем он проснулся. Наконец, она в четвертый раз проговорила: «О сер Тиначчо, это мужчина».
Сер Тиначчо, совсем сонный, спросил: «Что ты говоришь?» – «Я говорю, что это мужчина».