— Благодарю. Если возникнут вопросы, я вас вызову.
Судья отпустил ассистента. После него ввели Хана. Это был человек с умным, очень бледным и напряженным лицом. Судье достаточно было взглянуть на него, чтобы понять, какое сильное нервное потрясение ему пришлось пережить.
— Я уже допросил директора театра и вашего ассистента, — начал судья, как только Хан сел. — Теперь разрешите задать несколько вопросов вам.
Хан кивнул.
— Скажите, вы совсем не любили свою жену?
— Это не так. Со дня нашей женитьбы и до рождения ребенка я любил ее всей душой.
— Ну, а что же случилось потом?
— Я понял, что ребенок не мой.
— И знали чей?
— Догадывался. Ее двоюродного брата.
— Вы с ним знакомы?
— Да, он был моим другом. Он и уговорил меня жениться на ней.
— Вы предполагаете, что их связь началась еще до вашего брака?
— Да. Ребенок родился через восемь месяцев после женитьбы.
— Но ваш ассистент сказал, что роды были преждевременными.
— Я сам это придумал.
— Но ребенок вскоре умер.
— Да.
— Что же с ним случилось?
— Она придавила его грудью, когда кормила.
— Она сделала это умышленно?
— Нет, говорила, что случайно.
Судья пристально взглянул на Хана. Тот приподнял голову в ожидании следующего вопроса, но глаза его были опущены.
— Жена не призналась вам в этой связи? — продолжал судья.
— Нет. Я и не спрашивал. Смерть ребенка, казалось мне, искупила ее вину. Мне хотелось быть великодушным.
— Но вам это не удавалось?
— Не удавалось. Меня не оставляла мысль, что смерть ребенка все же недостаточное возмездие. Когда ее не было рядом, я готов был все простить, но стоило мне увидеть ее, как неприязнь к ней снова вспыхивала.
— А вы не думали о разводе?
— Думал, и не раз, но не говорил ей об этом.
— Почему же?
— Духу не хватало. Она говорила, если я ее брошу, она покончит с собой.
— Значит, она вас любила?
— Нисколько.
— Почему же она так говорила?
— Просто ей нужно было как-то существовать. Она знала, что ни один порядочный человек не возьмет к себе бывшую жену бродячего актера. На родных ей рассчитывать было нечего: ее старший брат разорил их. Ну, а для того чтобы работать, у нее были слишком маленькие ножки.
— В каких вы находились отношениях? Ее влекло к вам?
— Думаю, что нет. Близость со мной была ей видимо, в тягость. Но она выносила это с таким терпением и стойкостью, которым мог позавидовать любой мужчина. Она с холодной жестокостью взирала на то, как рушится моя жизнь. И когда я в муках взывал о помощи, мечтая как-то наладить нашу жизнь, она хладнокровно и даже с каким-то злорадством наблюдала за мной со стороны.
— Почему же вы терпели?
— Разные были причины.
— Что вы имеете в виду?
— Мне хотелось подавить в себе гордость, но ничего не получалось.
— А у вас не возникала мысль убить ее?
Хан молчал. Судья повторил вопрос. Хан и на этот раз ответил не сразу:
— Я думал не раз: лучше бы она умерла.
— Значит, если бы это не каралось законом, вы бы могли убить жену?
— Я не потому не делал этого, что боялся закона. Просто духу не хватало. У слабых людей сильна тяга к жизни.
— И в последнее время у вас появлялась мысль об убийстве?
— У меня не хватало решимости, но думать об этом я думал.
— Незадолго перед этим?
— Да, накануне, в последний вечер или даже на рассвете.
— Вы были в ссоре?
—Да.
— Из-за чего?
— Из-за какой-то ерунды. И говорить не о чем.
— Все-таки расскажите.
— В тот вечер она замешкалась с ужином, а я, когда голоден, бываю очень раздражителен. Ну вот я и разозлился.
— Сильнее обычного?
— Нет. Но на сей раз долго не мог успокоиться. В последнее время я сильно страдал от того, что не налаживаются наши отношения. Я лег в постель, но заснуть не мог. Мой воспаленный мозг обуревали разные мысли. Я вдруг отчетливо понял, что все напрасно, что все мои старания ни к чему не приведут, мои надежды не сбудутся и мне никогда не избавиться от того, что стало для меня невыносимым. Причиной была жена. Я понял, что и в будущем нет просвета. Когда-то я мечтал о светлой жизни, но эта мечта угасала. Вернее, огонек надежды не погас совсем, но был при последнем издыхании и страшно чадил. Сомнения и страдания отравляли меня. И когда они окончательно меня доконают, я буду мертв. Вроде бы живой и все же мертвый. Я понял, что нет надежды, и все-таки хотелось что-нибудь придумать. Тогда и пришла мне в голову эта отвратительная мысль: «Хоть бы она умерла!» Почему я все-таки не убил ее? Последствия убийства меня не пугали. Наверно, тюремная жизнь была бы не хуже моего горестного существования. Но я понимал, что ничего не изменится, чему быть, того не миновать. Все пойдет прахом. У меня больше не было сил противиться судьбе, и я покорился ей. Я и забыл, что рядом со мною лежала жена. Я смертельно устал. Но это была не та усталость, после которой приходит крепкий сон. И по мере того как я терял силы, блекла идея убийства. Я ощутил полную опустошенность, которая наступает после кошмарного сна. Мною овладела тоска, я впал в бесчувствие. А когда стало светать, заметил, что и жена не спит.