Простите мою назойливость, но если бы вы завтра смогли выехать часовым поездом, моя сестренка Тами встретила бы вас на станции.
Да, я вам не говорила, что мы живем в помещении синтоистского храма. Наш дом в Фукагава сгорел, и в Тотиги мы оказались без крова, вот нам и позволили поселиться в этом храме под энгава[15]. Там мы и живем. Вы уж не удивляйтесь.
Умоляю вас, приезжайте. До завтра! Только бы успели! Если не застанете отца в живых, посмотрите хотя бы на мертвого.
Сино».
На следующий день я отправился часовым поездом из Асакуса и через три часа прибыл в Тотиги. Не успел я выйти из вагона, как ко мне подбежала улыбающаяся девчурка с коротко подстриженными волосами. По прямому носу и слегка раскосым глазам я сразу догадался, что это сестра Сино.
— Тами-тян?
Она кивнула и громко, как на экзамене, произнесла мое имя.
— Отец жив?
— Врач уже давно сказал, что вот-вот кончится, а он все живет.
Девочка говорила на местном диалекте с ударением на каждом слове.
— Это хорошо, — сказал я, памятуя о желании Сино.
— Сестра сказала, что отец не умрет, пока вы не увидите его.
Сино, видимо, очень хотелось успокоить отца и родных, но чем могу помочь я человеку, от которого уже отказался врач? Могу ли я хоть на несколько часов продлить жизнь одного-единственного человека? Как все-таки неумолимы законы природы!
Пройдя немного по узкой тропе вдоль путей, мы свернули в поле. На фоне голубого неба с редкими облаками носились красные стрекозы.
— Вы живете так далеко от железной дороги? — спросил я у своей спутницы.
— Нет, мы идем не прямо.
— Почему же не прямо?
— Но ведь отец не умрет до тех пор, пока вы не придете. А придете, может и умереть.
Тами произнесла это очень серьезно, и я невольно замедлил шаг.
Впереди показалась небольшая криптомериевая роща, которую облепили черные вороны.
— Ну вот, опять прилетели! — сердито сказала Тами.
Однако, подойдя поближе, я убедился, что это не роща, а всего лишь узкая полоска деревьев, оставшаяся от вырубленного леса. Мы прошли через накренившиеся, наполовину сгнившие тории[16]. Там, где когда-то был лес, среди пней и редких деревьев стояло совсем уже ветхое здание заброшенного храма. Здесь и жила семья Сино.
Тами побежала вперед, и вскоре навстречу мне вышла Сино в своем рабочем костюме. Пройдя мимо Тами, она подошла прямо ко мне.
— Ну, вот я и приехал!
— Прошу вас! Мы очень ждали.
Стянув с головы повязку, Сино теребила ее в руках. За одну ночь она изменилась до неузнаваемости — глаза ввалились, губы потрескались и побелели.
— Как хорошо, что вы успели!
Я направился к храму. Сино стояла в нерешительности, закусив губы. Храм, видимо, давно не действовал, и из утвари ничего не сохранилось. Только у входа висел жалкий колокольчик. Я хотел было войти под широкую энгава, откуда только что появилась Сино, но она остановила меня:
— Там мастерская брата. Сюда, пожалуйста.
Нагнувшись, я поднялся по ступенькам. За деревянной дверью в полумраке светилась единственная желтая лампа. Комната была разделена перегородкой на две части. В задней половине комнаты пол был на ступеньку выше, чем в передней. Там в беспорядке были свалены ящики разной величины, очевидно, когда-то в них хранились реликвии храма. В передней половине пол был застелен потрепанными татами. Возле старомодного черного комода на тонком футоне лежал отец Сино. У изголовья стояли на коленях брат, сестра-третьеклассница и Тами.
Сино принялась тормошить отца:
— Отец! Он приехал! Приехал!
Лицо несчастного высохло, и невозможно было поверить, что это лицо взрослого человека. Сино теребила его за плечи, и голова с закрытыми глазами перекатывалась беспомощно из стороны в сторону. Сино трясла его изо всех сил, выкрикивая мое имя. Он только стонал. Ни говорить, ни открыть глаза у него, видимо, не было сил.
— Отец, он приехал! Неужели ты так и не увидишь его? — чуть не плача повторяла Сино и, как бы ища поддержки, смотрела на брата и сестер. И тут Тами, наклонившись к самому уху отца, закричала:
— Жених Сино приехал! Жених Сино!
Не успел смолкнуть ее голос, как глаза отца приоткрылись. Тами снова закричала:
— Жених Сино приехал! Мы здесь все около тебя собрались.
Освещенные красноватым светом глаза отца, подрагивая, медленно повернулись в мою сторону, как будто выкатились из глазниц. Опершись руками о пол, я наклонился над ним и тихо произнес: «Отец!»
— А, я — отец Сино, — сказал он едва шевеля губами, но удивительно ясным голосом. Напрягаясь, он хотел приподнять голову, но я остановил его, придержав за сухие, как доски, плечи.