52 Если в указанном году в Соловках игуменствовал уже Зосима, то действительно возможный предел деятельности Ионы надо ограничить 1469 г. Однако эта данная, известная по списку XVII в., представляет собой несомненный фальсификат, на что указывают несообразности ее формул: «Се дасть Марфа Исаковская, Великого Новагорода посадница…», «а у даные сидел отец мои духовной софеискои поп Иосиф да Олексеи Бархатов. А даную писал сын мои Федор Исаков лета 6978-го. К сеи данои яз, Феодор, матере своея Марфы печать приложил»; в списке имеются ссылки и на эту фантастическую печать, и на рукоприкладство свидетелей на обороте. Следует заметить, что вообще игуменство Зосимы представляет собой, по всей вероятности, только тенденциозный факт агиографии, но не факт истории.
Подлинная данная Марфы, адресованная игумену Ионе, как это очевидно из ее текста, написана после смерти ее сына Дмитрия, который был казнен Иваном III в Русе 24 июля 1471 г., вслед за шелонским поражением Новгорода. Только после смерти Дмитрия Исаковича можно было ставить обед на Дмитриев день в поминание о нем. Поэтому время игуменства Ионы не ограничивается 1469 г., а продолжалось по крайней мере и в начале 70-х годов XV в.53 В то же время не вызывает сомнений, что к 1471 г. Исака Андреевича Борецкого уже не было в живых, коль скоро обвинение Борецких в измене в летописном рассказе этого года направлено против «посадничих детей Исака Борецкого с матерью своею Марфою и с прочими инеми изменники»54, но не против Исака.Резюмируя эти наблюдения, можно с достаточной уверенностью утверждать, что Исак Андреевич Борецкий, который был жив еще в конце 50-х годов XV в., умер не позднее следующего десятилетия. Родился же он не позже конца XIV в., коль скоро к 1417 г. относятся его уже активные действия.Личности Исака Борецкого и хронологии его деятельности уделено здесь столь много внимания по трем причинам. Во-первых, он был ближайшим соседом Мишиничей. Во-вторых, еще в 1954 г. на усадьбе «Е» в слое 6-го яруса (1396–1409 гг.) был найден обрывок берестяного поплавка, помеченного именем «Исако» (№ 127)55. В-третьих, его фамилия принадлежит к числу боярских прозвищ, ведущих свое происхождение от имени вотчины (ср. с Волмановским, владевшим землями на Волме, с Емецкими — владельцами вотчин на Емце, с Лошин-скими, которым принадлежала вотчина в Лошичах, и т. д.), а нам уже известно, что двинская волость Борок, принадлежавшая к моменту великокняжеских реквизиций Борецким и давшая им основу фамильного прозвища, в 1417 г. была собственностью детей Ивана Васильевича— Юрия и Самсона Ивановичей, потомков Варфоломея Юрьевича и Матфея Коски.Поскольку отца Исака Борецкого звали Андреем, наше внимание не могут не привлечь события 1401 г., когда на Двине возникла ситуация, которую детально повторили события 1417 г. Напомню, что тогда — в 1417 г. — княжеские, люди, напав на новгородские двинские волости, захватили Борок, Емцу и Колмогоры и пленили Юрия и Самсона Ивановичей, которые затем были отбиты новгородцами; в числе предводителей последних был и Исак Андреевич. В 14–01 г. «на миру, на крестъном целовании, князя великого Василья повелением Анфал Микитин да Герасим Рострига с князя великаго ратью наихав войною за Волок на Двину и взял всю Двиньскую землю на щит без вести, в самый Петров день, крестиан повешал, а иных посекле, а животы их и товар поимале; а Ондрея Ивановича и посадников двиньских Есифа Фи-липовича и Наума Ивановича изимаша. И Степан Иванович, брат его Михаила и Микита Головня, скопив около себе важан и сугнав Аньфала и Герасима, и би-шася с ними на Колмогорах, и отняша у них бояр нов-городскых Андрея, Есифа, Наума»56. Присутствие Андрея Ивановича там, где спустя 16 лет были точно так же «пойманы» москвичами владельцы Борка Юрий и Самсон Ивановичи, позволяет высказать предположение о том, что Андрей Иванович был совладельцем Борка, отцом Исака Андреевича Борецкого и братом Юрия и Самсона. В таком случае Борецкие оказываются прямыми потомками Варфоломея Юрьевича и его сына МатфеяКоски; последний может быть прапрадедом Исака Андреевича.Следует заметить, что боярин Андрей Иванович, упомянутый под 1401 г. в связи с двинскими событиями, не может быть идентифицирован с одноименными новгородскими посадниками первой половины XV в. Таких посадников известно два. Первый в августе 1415 г. в качестве степенного возводил на кафедру архиепископа Симеона57, а в 1421 г. «в Новегороде воссташа бранью два конца, Неревськии и Славенскии, за Климентия Ор-темьина про землю на посадника Ондрея Ивановича и пограбиша двор его в доспесех и иных бояр разграбиша дворы напрасно. И убиша Андреевых пособников 20 человек до смерти, а неревлян 2 человека и умиришася»58. Очевидно, что посадник Андрей Иванович не имел отношения к Неревскому концу, а жил в Славне.В 1957 г. на усадьбе «И» в 5-м ярусе (1409–1422 гг.), соответствующем времени, когда усадьбой владел Михаил Юрьевич, была найдена берестяная грамота № 310 со следующим текстом: «Цълобитие осподину посаднику новгороцкому Онедрию Ивановицю от твъегъ клюцни-ка от Вавулы и от твоихъ хрестияно, которые хрестияни съ лова пришли за тебя, Захарка да Нестерке, жили за Олексее за Щукою. Ноне, осподине, Олексии не хоце намъ ржы дати. Како ся, осподине, нами, своими хре-стияны, попецялишеся. Надеемся, осподине, на бога и на тебя, на своего осподnote 10на»59. Полагаю, что этот документ оказался на боярской усадьбе Неревского конца в результате восстания 1421 г. и разграбления двора посадника Андрея Ивановича неревлянами.Имя другого посадника Андрея Ивановича фигурирует в данной Толвуйской земли Палеостровскому монастырю на Палий остров с малыми островами, которая в последнем издании новгородских грамот ошибочно датирована 1415–1421 гг. по связи с уже известным нам Андреем Ивановичем60. В действительности этот документ относится к гораздо более позднему времени, поскольку в нем упоминаются также Афанасий Остафье-вич, сын тысяцкого, занимавший посадничью степень по крайней мере с 1448 по 1475 г., и новгородский тысяцкий Дмитрий Васильевич, получивший посадничество около 1448 г. и занимавший этот пост еще около 1456 г.61 Данная Толвуйской земли поэтому может быть связана с более поздним посадником Андреем Ивановичем (летописные списки посадников называют в хронологическом контексте XV в. двух Андреев Ивановичей) и датирована 40-ми годами XV в. Естественно, что Андрей Иванович 1401 г. не имеет отношения к одноименному боярину середины XV в., даже если бы этот последний был жителем Неревского конца.Высказав предположение о родственной связи Борец-ких с Мишиничами, мы можем обнаружить косвенные подтверждения этой мысли в материалах новгородской микротопонимики. Как уже отмечено, двор Марфы Бо-рецкой находился внутри пространства, ограниченного берегом Волхова, Разважей, Великой и Борковой улицами. Внутри этого пространства проходили также восточные, прибрежные отрезки Козмодемьянской и Холопьей улиц до их пересечения с Великой. Очевидно, что местоположение этого двора не связано с Козмодемьянской улицей. В приписке 1400 г. к новгородскому Прологу перечислены главные бояре Козмодемьянской улицы: Юрий Онцифорович, Дмитрий Микитинич, Василий Кузминич и Иван Данилович. Юрием представлена ветвь Онцифора Лукинича, Дмитрием — ветвь Микиты Мат-феевича. Были ли остальные два боярина родственниками Мишиничей, мы не знаем 62, однако никого из уже известных нам потомков Игната Матфеевича (к которым принадлежали и Борецкие) в этом списке нет. Поэтому наиболее вероятным представляется тяготение усадеб Борецких к Борковой улице. Нет ли в созвучии боярской фамилии и наименования улицы внутреннего смысла? Боркова улица в источниках упоминается впервые под 1303 г., когда в числе деревянных церквей был сооружен и храм «святого Георгия на Борькове улици» 63. В 1432 г. заложили и на следующий год «свершиша борковци церковь камену святого Георгия»64. Если этот храм получил патрональное наименование, естественно связать его основание с Юрием (Георгием) Мишиничем, возглавлявшим в начале XIV в. боярский род.