— Ничего, злее будет! Я пойду?
Зена с болью в голосе:
— Постой, Учитель там как?
Боец нахмурил кустистые брови, лицо разом почернело.
— Хреново, совсем хреново. Его бы в стаб, отлежаться недельку.
— Ладно, придумаем что-нибудь. Иди, мы тут сами справимся.
Молчун тихо притворил за собой дверь, в звенящей тишине отчётливо слышался звук удаляющихся шагов. Зена первой нарушила затянувшееся молчание:
— Извини, если с тобой обошлись грубовато, не до церемоний было. Как тебя кстати зовут?
- Антон.
Калач хмыкнул:
— Сразу видно, что новичок. А фамилия у тебя случайно не Штопаный?
- Случайно нет.
Боец оскалился:
— Жаль, а то как бы было шикарно представляться — Калач договаривал, давясь смехом, — здрасти, я Штопаный Антон!
Зена вмешалась:
— Хватит, Калач. Нельзя новичков обижать, он же не знает ещё ничего.
— Да он может ещё зомбанется, полдня всего Улей топчет.
— Вряд ли. — Она повернулась к Антону, — уж извини, рисковать не можем, так что посидишь на карантине. Возражений нет?
— Нет. Мне бы попить той бодяги, Кабан давал до этого, башка сразу прошла.
— О-па! — Калач усмехнулся. — А паренек то уже про живчик в курсе. На, держи. Только понемногу пей, не части. — Достал из внутреннего кармана фляжку, ту самую, что была у Кабана. — Это тебе от вот этой замечательной свинки последний подарок.
Калач бросил парню, поленившись подать, Антон поймал с трудом, немеющие пальцы отказывались слушаться.
— Седой!
На зов появился невысокий сутулый мужичок с обрезом в руках.
— Отведи новичка в карантин. И пожрать ему дай.
Антона увели, боец не спеша поднялся, подошёл к сгорбившемуся пленнику. Кабан зло зыркнул и опустил взгляд, больше всего он сейчас похож на угодившего в капкан волка. Калач опустился на корточки, в руке заблестел внушительный тесак.
— Кончай эти понты, Калач, — голос пленника звучал хрипло и обреченно, — новичка своим ножиком пугай. Так и так, вы меня в живых не оставите.
— Не буду врать, в этом ты прав. Только вопрос в том умрёшь ты быстро и почти безболезненно, или как следует помучаешься. Выбирай!
— Первый вариант больше устраивает.
Калач усмехнулся, вернулся на прежнее место, табурет пискляво скрипнул.
— Сколько ваших в этом районе?
Кабан обтер связанными руками разбитые губы, выдавил глухо:
— Около сотни. Группами по пятнадцать-двадцать. Общее командование на Кастете. С ним вечно военспец от внешников тусуется, Кальвин кажется позывной. Про внешников ничего не скажу, знаю только что километрах в ста отсюда на каком-то мелком стабе они неплохую базу замутили. А где, что конкретно — не знаю. За такой интерес сразу в расход.
— А чего вы с «Газели» броневик замутили? Совсем обнищали?
— Это Кастет для патрулей велел сделать, по дорогам, говорит, сойдёт колесить. Нам сказали — какие-то крутые стронги объявились. Мы уж неделю на ушах, из патрулей не вылазили, не пожрать, не поспать нормально, — Кабан с грустью усмехнулся, — вот и лоханулись с вами.
— Где база вашей группы?
Кабан засопел, опустил голову.
— Где база?
Пленник глухо пробурчал сквозь зубы:
— Километрах в сорока на восток, там ещё завод здоровый, химический, почти на полкластера.
— Знаю такой.
— От проходной влево склады… там…база.
— Сколько человек в группе?
— Восемнадцать… было.
Калач зло усмехнулся:
— Теперь считай четырнадцать!
Зена что-то записала в блокноте, спросила не поднимая головы:
— Как с вооружением?
— Один АГС, два РПК, ну и стрелковое.
Зена поднялась из-за стола, показывая что допрос окончен.
- Ну что, Кабан? Готов умереть в расцвете лет молодым и красивым? — Калач не спеша накрутил глушитель на пистолет.
Кабан нахмурил брови, голос зазвучал угрюмо:
— Я своё пожил…
Седой принёс пару банок тушенки и кусок хлеба:
— Извини, у нас с продовольствием туго сейчас. Чем богаты, как говорится.
Антон оглядел тесный подвальчик, именуемый карантином, метра два на три бетонная коробка, напротив двери из досок и двух здоровенных чурбаков сложено подобие нар, третий чурбак служит в качестве обеденного стола. На него то Седой и выложил нехитрый ужин.
— Долго мне здесь торчать?
— Денька два бы надо для верности, но, скорее всего, до утра если не зомбанешься, то и потом вряд ли.
Антон накинулся на тушенку, хорошо что Седой заранее вскрыл банки, иначе истек бы слюной.
— Сейчас чаю принесу!
Лязгнула металлическая решетка из толстой арматуры, мужик вышел, Антон и не обратил внимания. Никогда прежде он не ел такой вкуснятины, или это от голода так показалось, выскреб обе банки до блеска, ещё и протер хлебом, чтоб ничего не оставить. Седой, вернувшись через несколько минут со стаканом чая в руке, одобрительно хмыкнул: