— Но я уже все решил!
— Ну, тогда до завтра.
Сидоров ушёл, а я, до крайности взволнованный и ошеломлённый неожиданным поворотом своей антарктической судьбы, побрёл на бак, чтобы на холодке привести в порядок нервную систему, ибо каждая клеточка моего организма ликовала и пела.
Трагедия с Гамлетом
Жизнь не может позволить, чтобы одному человеку во всем бессовестно везло.
Поэтому пролив Зунд мы проходили поздно вечером, и замка Гамлета я не увидел.
Вместо замка Кронборг в Элсиноре — его очертания.
Ладно, хоть очертания, а увидели Замок Гамлета! Это ведь тоже большая удача — своими глазами увидеть контуры места событий, которые дали Шекспиру сюжет для величайшей драмы в истории литературы. Самые эрудированные из нас делились своими знаниями:
— Во-он там, в той башне, а может быть, и в другой, Гамлет пронзил шпагой Полония. А в этой или в той дрался с Лаэртом. А там, где ничего не видно, потому что это двор, а он за башнями, Гамлет учил бродячих актёров театральному искусству.
— А тень, где ему тень отца являлась? — волновались слушатели.
— Как где? Сам понимаешь — тут. Или там. Одним словом, где-то здесь. В двух-трех кабельтовых.
И в этот момент доброй сотне людей, которые пожертвовали сном, чтобы увидеть знаменитый замок, был преподнесён неприятнейший сюрприз. Один из тех всезнаек, которые, будучи битком набиты апломбом, пичкают слушателей невыносимо точными сведениями, гнусно изрёк:
— Как свидетельствует элементарный курс истории, к замку Кронборг реальный Гамлет, принц Датский, не имел никакого отношения. Ситуация с Гамлетом, использованная В. Шекспиром (язык бы у тебя отсох, если бы произнёс полностью — Вильям?), произошла за несколько веков до того, как замок Кронборг был сооружён. Следовательно, перенесение действия пьесы в указанное место есть плод фантазии упомянутого драматурга.
Всезнайку чуть ли не выбросили за борт. Правильно предлагал Остап Бендер: «Убивать надо таких знатоков!» Предупреждая поток писем разгневанных читателей, не стану называть фамилию этого человека, поставившего под сомнение неоспоримую связь замка Кронборг с трагедией Шекспира, тем более что всезнайка был справедливо заклеймён и изгнан с палубы в каюту.
Силуэт Кронборга остался далеко позади, а мы смотрели на датские берега и восхищались крохотной, по нашим российским масштабам, страной, которая дала миру великого физика Нильса Бора, обожаемого детьми и взрослыми сказочника Ханса Христиана Андерсена, замечательного скульптора Торвальдсона и одного из самых весёлых людей на свете — художника Херлуфа Бидструпа. А датчанин Витус Беринг, великий мореплаватель, подаривший свои силы и мужество России? А сын датского врача Владимир Даль?
И всё-таки самый знаменитый датчанин — Гамлет, принц Датский. Поэтому, уважаемые читатели, когда вы будете проходить по датским проливам, предварительно выявите и заприте в каютах всезнаек. И тогда вы сможете спокойно взирать на древние башни замка Кронборг, растроганно повторяя про себя:
Василий Сидоров жертвует мешком картошки
Я начал приносить пользу — вёл протокол первого собрания коллектива станции Восток.
— Станция Восток — это подводная лодка в погруженном состоянии: так же тесно, так же трясёмся над каждым киловаттом энергии и так же не хватает кислорода…
Рассказывал Сидоров, а мы слушали, предельно напряжённые, даже те четверо из нас, которые уже зимовали на Востоке в предыдущих экспедициях.
— Наш закон — дружба, взаимопомощь и взаимовыручка. Без этого на Востоке не прожить и нескольких дней. А надо не только прожить, но и работать. Потому что в научном отношении Восток самая интересная точка Антарктиды: дважды полюс! Южный геомагнитный полюс Земли и полюс холода.
Сидоров говорил без всякой патетики, но чувствовалось, что он очень гордится своей станцией — да, своей. Он больше чем кто-либо иной имел право так её назвать. После того как 16 декабря 1957 года Алексей Фёдорович Трёшников на санно-гусеничном поезде пробился в район геомагнитного полюса, именно Сидоров возглавил первую зимовку. И спустя несколько месяцев научный мир был потрясён сенсационными радиограммами с Востока: температура неуклонно опускалась ниже доселе известных человечеству пределов. Безнадёжно махнув рукой, развенчанный Оймякон ушёл в тень: полюс холода переместился на ледяной купол Антарктиды 70… 75… 80 градусов ниже нуля! 87,4 градуса! Таков был минимум, зафиксированный на первой зимовке, — немыслимый холод, не укладывающийся в сознание. Может ли человек целый год жить в таких условиях? «Может, и не один год», — утверждал Сидоров, вновь прозимовавший начальником станции в составе Пятой советской антарктической экспедиции. И — новый мировой рекорд холода: 88,3 градуса ниже нуля.
— Василий Семёнович, хочется пощупать живого человека, который хлебнул такого мороза!
— Сам помёрзнешь в своё удовольствие, — засмеялся Сидоров, но разрешил «пощупать». — Поехали дальше. До сих пор я вас пугал общими словами, а теперь — конкретно. Расшифрую сравнение с подводной лодкой. Вы знаете, что Восток находится в полутора тысячах километрах от моря, на куполе Антарктиды, и на высоте три с половиной тысячи метров. Наша станция — самая высокогорная; к Южному географическому полюсу, где на станции Амундсена — Скотта зимуют американцы, купол снижается на целых семьсот метров. Значит, готовьтесь к горной болезни, будете ощущать острую нехватку кислорода. Она обостряется четырьмя обстоятельствами. Первое: по мере приближения к полюсу атмосфера вообще более разреженная, и подсчитано, что содержание кислорода в атмосфере Востока эквивалентно высоте пяти тысяч метров. Второе: количество осадков, выпадающих в районе станции, ничтожно, и это предопределяет почти абсолютную сухость воздуха, — суше, чем в пустыне Сахаре. Третье: сильнейшие морозы, при которых дыхание вообще затрудняется. Четвёртое: давление воздуха на Востоке почти вдвое ниже нормального… Иван Васильевич, правильно я говорю?
— У первые дни в голове будэ гудэть, як в трансформаторе, — подтвердил механик-водитель Луговой. — Да ишо юшка з носу…
— Не пугай, — небрежно отмахнулся другой ветеран, инженер-радиолокаторщик Борис Сергеев. — Жить можно.
— Жить будешь, но водку пить не захочешь, — обнадёжил геофизик Павел Майсурадзе. — Не возражаешь, Боря?
Сергеев кивнул, но при этом усмехнулся, явно подвергая серьёзному сомнению тезис Майсурадзе.
— А что? Со спиртом у нас получалось забавно, — припомнил Сидоров. — Казалось бы, вот оно, искушение, стоит в буфете графин со спиртом, протягивай руку и наливай! А пили мало, так как потом бывало худо. Случалось, что именинник обижался: «Эх вы, за моё здоровье выпить не хотите, а ещё друзья!» Обычно несколько человек отказывались, несмотря на упрёки… Вернёмся, однако, к первым дням пребывания на станции. Хотя все вы прошли специальное для восточников медицинское обследование и испытания в барокамере, ещё неизвестно, как ваши организмы перенесут акклиматизацию. А это, товарищи, серьёзный экзамен на звание восточника. Акклиматизация в зависимости от индивидуальных особенностей продолжается от одной недели до одного-двух месяцев и сопровождается головокружением и мельканием в глазах, болью в ушах и носовыми кровотечениями, чувством удушья и резким повышением давления, потерей сна и понижением аппетита, тошнотой, рвотой, болью в суставах и мышцах, потерей веса от трех до пяти, а бывает, и до двенадцати килограммов.
— Не знаю, как вы, а я возвращаюсь обратно, — вставая, под общий смех провозгласил геохимик Генрих Арнаутов. — Понижение аппетита — это не для меня. Капитан, остановите «Визе», я выхожу!
Арнаутов изменил своё решение только тогда, когда Сидоров заверил, что понижение аппетита в первые дни с лихвой компенсируется его неслыханным повышением в последующие — причём блюда будут самые изысканные и в неограниченном количестве.
— Поначалу рекомендую двигаться так, словно ты только что научился ходить, — медленно, с остановками, иначе начнётся одышка. Упаси вас бог глотать воздух ртом! Это неизбежное воспаление лёгких, которое в условиях Востока вряд ли излечимо. Прошу поверить: при точном соблюдении режима и правил техники безопасности почти все из вас быстро акклиматизируются и станут полноценными работниками. Самоуверенные храбрецы нам на Востоке не нужны. Помню, прилетел к нам один, не стану называть его по имени… Вовсю светит солнце, он и раскрылся: «Загораем, ребята! А я-то думал — центр Антарктиды!» Врач ему говорит: «На „ты“ с Антарктидой не разговаривают!» А через два дня — воспаление лёгких, увезли героя, подвёл коллектив. Другое возможное нарушение: в сильные морозы ни в коем случае нельзя выходить одному. Только вдвоём, и обязательно доложившись дежурному по станции. Был такой случай. Метеоролог опаздывал дать сводку, выскочил из дома и побежал на площадку. Побежал — упал, не выдержало сердце. И быть бы первой смерти на Востоке, если бы дежурный не спохватился: ведь на дворе было 75 градусов. Две-три минуты — и готов. Так что дежурный — священная фигура на Востоке: он отвечает за наши жизни. Заснул дежурный, короткое замыкание или другая авария в дизельной — и вряд ли хватит времени написать завещание. О пожаре вообще не говорю — нет на Востоке ничего страшнее пожара. Если сгорит дом на Востоке — погибнем все.