Тем временем Николай Оттович при полном параде вместе с командиром и вице-адмиралом Авеланом девятого декабря поприсутствовали на верфи "Вулкан" в немецком Штеттине на торжественной закладке "Богатыря". И на Николая свалили неблагодарное занятие – согласовать и обеспечить изготовление для крейсера двух отдельных двухорудийных башен и четырёх казематных. Кроме банального сопряжения проектов, требовалось ещё и банально обеспечить конструирование этих несуществующих в природе изделий на Петербургском металлическом заводе. Выделенные средства были разворованы ещё в пути, поэтому никто на заводе не рвался браться за этот убыточный казённый "чемодан без ручки". И если на самой верфи работы с немецкой обстоятельностью зависящей только от финансирования шли своим чередом, тем более, что проектные работы уже за полтора года были практически закончены, то с башнями под крайне неудачные для башенной установки шестидюймовые в сорок пять калибров орудия Густава Канэ не начиналась ещё даже предварительная проектная проработка. Вот и мотался между заводом, верфью и морским техническим комитетом в надежде сдвинуть с мёртвой точки этот застрявший паровоз. Радовала, пожалуй, только возможность регулярно быть с семьёй. Как отдушина в этом бумажном марафоне были лекции и занятия по механике и девиации для кадетов морского корпуса. Общение с гардемаринами доставляли искреннюю радость, ведь это они скоро встанут на палубах рядом и поведут своих железных грозных монстров на врага, как бы патетично не звучала эта истина…
Так пролетело почти два года, дела на заводе потихоньку удалось сдвинуть, утряски и сопряжения начали со скрипом разрешаться, уже начали исполнение в металле, но в дребезги нарушенный график наверстать едва ли выйдет. Когда к весне тысяча девятьсот первого года пришло назначение принять под команду пароход "Славянка" - флагманское судно минного отряда,[7] мы готовы были визжать от радости – самостоятельное капитанство, реальная морская практика, сказка просто. С командиром отряда капитаном второго ранга Игнациусом сложились неплохие отношения, ведь Николай сам бывший миноносник и в отряде дорогой его сердцу "Пакерорт"[8] – первый корабль, на мостик которого поднялся капитаном не забывается. Вообще Василия Васильевича морские пейзажи интересовали порой больше службы. Вот так, с брейд-вымпелом Игнациуса на мачте с палубы "Славянки" мы тренировали миноносцы, и представьте, какую бурю неописуемых эмоций уловила я, когда на тренировке, во время выхода группы в атаку, командир поворачивается ко мне с сияющими неземным восторгом глазами:
— Николай Оттович! Нет, вы это видели?! — при этом вроде ничего особенного не происходило, я уже вполне могла оценить грамотное развёртывание кренящихся в манёврах юрких миноносцев, видимо наше с Николаем мнение совпало:
— Василий Васильевич! Прошу простить, вы не могли бы уточнить, о чём вы?
— Николай Оттович! Вы ведь не могли не заметить, что при такой волне и курсе такой выразительный бурун, а линия палубы так гармонично параллельна с линиями фронта волн? Это великолепно! Нет! Это просто восхитительно, следует немедленно сделать набросок! Вы тут дальше проконтролируйте, но я уверен, что всё будет хорошо. Так восхитительно идут! Евгений Антонович будет потрясён, когда я ему такое покажу… Вот повезло… — продолжал бормотать под нос, удалялся по палубе командир нашего отряда, а мы остались налитые кипящим недоумением, как сказали бы в наше время тинейджеры "И что вы такое тут курите?!"… Да, вот такой он, наш очаровательный и удивительный в своём многообразии Российский Императорский флот.[9] Кроме командования лекции в морском корпусе удалось не бросить, а это тоже тренировка одной из граней составляющих должность командира. Наш Николай, как я поняла, был правильным карьеристом, он искренне хотел стать лучшим во всех аспектах и тем выслужить и заслужить, не интриговать и не искать покровителей, а добиться своей светлой головой и доказать делом. Не часто встретишь таких идеалистов, но в то время такие ещё случались…
А я тем временем докопалась до памяти, и там обнаружила воспоминания о встрече с девицей Карин в каком-то южном городе, вообще подобных воспоминаний было несколько, только эта Карин удивительным образом была похожа на мою маму, такая же черненькая, плотненькая с необычной раскосинкой и удивительно обаятельной улыбкой, эти признаки мне в полной мере достались от мамы, и ни на кого из наших родственников мы были не похожи. Подозреваю, что я нашла корни нашей с Николаем родственности, ведь дедушка после войны женился на бабушке, когда она уже была с животиком. И слышала, что бабушка понесла от пленного немецкого лётчика, которого привезли лечиться к ней из лагеря. А если этот лётчик сын ребёнка Карин, то я внучка внука Николая, то есть занесло меня в тело моего прапрадеда. Когда удастся (вопрос удастся ли вообще или нет для себя уже решила в сторону не ЕСЛИ, а КОГДА) установить контакт с личностью Николая, про эту загадочную Карин непременно выспрошу и особенно, как её внук мог оказаться в немецкой армии, хотя, может и не немец, а просто в революцию его или его родители убежали в Европу от гражданской войны. Что-то мне подсказывает, что моя версия очень близка к истине.
7
Пароход "Славянка", на мой наивный взгляд, удивительное убожество, как результат попытки освоить деньги и "впихнуть невпихуемое". Строившаяся, как императорская яхта с вооружением гафельной шхуны, но имеющая претензию на стремительность с заваленными к корме мачтами и узким корпусом, что салон в результате занял шканцы от борта до борта, и фаллическим символом перед ним надраенная дымовая труба. Я, кажется, понимаю, почему император даже не стал дарить сие никому из своих вечно голодных многочисленных дядьёв и братьев, а в составе Балтийского флота появился пароход, по традиции получивший имя одной из питерских речек. Но по статусу звучала "Славянка" вполне помпезно, так что радость Николая объяснима.
8
На самом деле это второй миноносец Н. О. фон Эссена, первым был восьмидесяти тонный? 104 в практической эскадре под командованием С. О. Макарова, но по сути, даже прочувствовать своё командирство за неполную навигацию не успел. Совершенно иначе ступил через год на мостик "Пакерорта" лейтенант Эссен. 120 тонн водоизмещения, 46 метров в длину, почти полторы тысячи лошадиных сил разгоняющих до 21 узла, три надводных минных (торпедных) аппарата, два офицера, команда 22 человека. Две трубы, покатые заваленные борта, какая-то хищная акулье-китовая красота в облике. Видимо будет обоснованно, именно "Пакерорт" считать первым кораблём под командой нашего героя. Нет ясности в названии "Пакерорт". С одной стороны есть такой мыс на южном побережье Финского залива. С другой вроде была какая-то история захватом шведской шнявы (или гички) с таким названием, только была ли она введена в русский флот трофеем (Как было, к примеру, с "Ретвизаном"), и была ли она военным шведским кораблём или контрабандистов возила, история умалчивает. Будем считать, что в честь Балтийского мыса. Позже такие миноноски стали получать номера как меньшие номерные. Кстати, "Пакерорт" стал №120.
9
Когда в 1890 ещё лейтенанта Игнациуса судили за халатность с несколькими пострадавшими матросами, когда была посажена на камни под его управлением "Луга", Кронштадский морской суд был снисходителен и с учётом талантов подсудимого ограничился двумя неделями дисциплинарного ареста. Ведь генерал-адмиралу так нравятся морские рисунки талантливого офицера.