— Не лжешь, но всего говорить не хочешь, не велено или зло таишь?! — ага, щас! Так я и повелась в однозначные ответы играть, тут рентген покруче полиграфа.
— Так зачем мне врать, отче? А всё говорить, так время у вас наверно дорого, вон, сколько страждущих в наш храм отовсюду едут. Велеть мне никто ничего не велел, а если и велел, то мне то неведомо. И зла не несу и не затеваю. Грех это тяжкий.
— Крестики те где, не взял ли с собой?!
— Нет, не взял, дома остались. Если бы знал, то взял бы…
— Не страшно, пропадут, гораздо хуже будет, так что не носи, пусть дома дожидаются. А скажи мне, веруешь ли? — успела Николая вперед вытолкнуть:
— Верую, отче!
— Не могу понять, словно женского в тебе много, но не срамного, а вроде как поверху.
— Может оттого, что жену свою очень сильно люблю и жизни без неё не мыслю, каждую минутку она перед глазами, как в юности голову кружит, ни насмотреться, ни надышаться…
— И так бывает. А детишек вам Господь дал?
— Слава Богу, трое у нас. Старшенькую-то прибрал, а остальные живы и здоровы, слава Богу.
— А что за богохульные песни ругательные поёшь?! Правду ли люди говорят? — оба-на, а вот это может таким боком выйти, что не отмахаешься…
— Отче! Ничего богохульного не пою. Песни про моряков, про любовь. А ругательного, только в одной песне, где попугай – птица неразумная нечистого поминает. Так ведь, отче, русские ругательства исстари ещё с волхвов были оберегами от сил зла, так мне бабушка рассказывала, — правда, бабушка казачка, а не Колина, но опять таки не вру ведь ни разу, — это потом люди забыли изначальный смысл и теперь ругаются в злобе, а не для защиты и убережения. Так что ничего дурного в этом не вижу. Ведь и к Богу и к самым отчаянным ругательствам обращаются когда особенно страшно или туго. Мы вот в ураган в Атлантике попали, так одни молились, другие матерились, что правильнее не мне судить, отче.
— Интересная у тебя бабушка, жива ли?
— Нет, отче, нет её среди живых. А люди её за ум почитали, здесь вы правы.
— Сын мой. А чего ты вообще хочешь, мечтаешь о чём?
— Отче, о чём может офицер, который присягнул Отечеству нашему и государю императору мечтать, долг свой честно исполнить, чести предков не посрамить, детишек малых от супостата уберечь. А хочу в годину испытаний сдюжить, пользу всю возможную принести.
— Не прост ты, вой Николай. Но не лжёшь, и зла в тебе не нахожу. Благословляю на дела богоугодные, для которых тебя избрали, и ратные во славу и пользу Отечества нашего, — протянул руку, мы припали и перекрестились. Только на улице выяснилось, что у нас даже сюртук насквозь промок. А Николай как в спасательный круг вцепился, что нас на дела наши сам Иоанн Кронштадтский благословил. Не понять мне с нашим цинизмом такой истовой веры, страдает Коля, но идёт со мной. А про себя подумала, слава Богу, что живыми из этого поворота выбрались, а виражик-то получился о-го-го какой. И это же надо, как здесь служба поставлена, всё уже знает и про попугая и про крестики. Кроме того, что радовало, что возникшее со стороны церкви подозрение мы вроде сумели отвести, ещё больше радовало, что доверие ко мне Николая выросло и ещё набрало баллов…
Через четыре дня выезжали мы вполне довольные собой и не только. Николай спал на ходу, так что отъезжала я одна, этот Дон Жуан всей своей семьи уже отключился, бедная Машенька, ей-то спать не придётся, хотя, может Наташа с детьми приедет помочь или Дуся прикроет. Да, ладно, это такая сладкая утомлённость, что тут скорее радоваться, чем переживать нужно.
Удалось без грубых косяков добраться до Николаевского вокзала и погрузиться на своё место. С нами оказался какой-то чиновник, не разбираюсь я в этом разнообразии мундиров, пусть завтра Николай турусы разводит. Тем более, что его проводили от всей широты русской души и погруженное на полку тело самозабвенной храпело густым перегаром. Хорошо, что лето и окошки открыты, так что мы тоже спать залегли. Так и началась наша дорога до Москвы, потом на Таганрог. Оттуда на попутном плавсредстве в Феодосию. Потом обратно, как получится, там решим. Куда важнее, что отпуск нам подмахнули не жалея, и у нас девять или десять дней при самом пессимистичном раскладе на то, чтобы решить вопрос с поиском нам птички. Тем более, что мужичка-лесовичка нам уже порекомендовали и даже есть резервный вариант на всякий случай. Поэтому, прилегли мы с чувством исполненного долга и глубокого удовлетворения.