Вот это цинизм… Не могу и не хочу больше его видеть!
Северский, как будто что-то вспомнив, обратился к Максиму:
— Максим Павлович, а кем вам приходится эта Виктория?
— Сестра моего отца, — глухо отозвался он, не смотря ни на кого.
Адвокат, очевидно, все понял. И даже Евдокимов стал смотреть на Максима с каким-то сочувствием.
— А откуда вы узнали о том, что с ней сделал подсудимый Шевченко?
— Он сам рассказал мне об этом. В тот день у начальника нашего отдела был юбилей, и он устроил небольшой корпоратив. Там он мне об этом и сообщил в состоянии алкогольного опьянения.
Я не выдержал и встал.
— Вы хотите что-либо сообщить? — спросил адвокат. — Представьтесь, пожалуйста.
— Мартынов Александр Иванович, начальник здешнего следственного изолятора. Родился в Москве десятого ноября 1982 года. Живу в Москве: улица Лапина, дом три. Имею высшее юридическое образование. Не судим, семьи и детей нет. Я хотел сказать, что, когда мы с Алексеем Дмитриевичем расследовали эту историю, я допрашивал Шевченко. Я тогда спросил его, есть ли у него враги или делал ли он что-либо противозаконное в молодости, а он ни в чем не сознался. А оказалось… сами слышали от товарища прокурора.
Все посмотрели на Сергея с такой ненавистью, что он закрыл глаза и отвернулся. Лукьянов и Горский отодвинулись от него на другой конец скамьи подсудимых.
Говорить никому: ни мне, ни судье, ни адвокату, ни прокурору не хотелось. Все и так было ясно, поэтому Крохин объявил, что суд удаляется в совещательную комнату. Он вместе с Евдокимовым и Северским вышел из зала суда. Там остались только я, Маргарита и трое наших подсудимых.
Ждать пришлось не очень долго: через десять минут они вернулись, и секретарь попросила всех встать.
— Именем Российской Федерации, руководствуясь статьями 303, 309, 350 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, суд приговорил Лукьянова Антона Михайловича признать виновным по части третьей статьи 290 Уголовного кодекса Российской Федерации и назначить ему наказание в виде штрафа в размере заработной платы в течение шести месяцев с лишением права работы в органах внутренних дел на срок до пяти лет. Вам понятен приговор суда? — спросил Алексей у Лукьянова. Тот кивнул и ничего не сказал.
— Именем Российской Федерации, руководствуясь статьями 303, 309, 350 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, суд приговорил Горского Максима Павловича признать виновным по части первой статьи 296 Уголовного кодекса Российской Федерации; его же признать виновным по части третьей статьи 291 Уголовного кодекса Российской Федерации; его же признать виновным по пункту «в» части второй статьи 229 и назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на десять лет в колонии общего режима. Также Горского Максима Павловича по статье 128.1 Уголовного кодекса Российской Федерации оправдать. Вам понятен приговор суда?
— Да, понятен, — спокойно ответил Максим.
И наконец, последний осужденный…
— Именем Российской Федерации, руководствуясь статьями 303, 309, 350 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, суд приговорил Шевченко Сергея Владимировича по пункту «г» части четвертой статьи 228.1 Уголовного кодекса Российской Федерации оправдать; его же признать виновным по части третьей статьи 131 и по статье 307 Уголовного кодекса Российской Федерации; и его же признать виновным по части второй статьи 117 Уголовного кодекса Российской Федерации и назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на двадцать лет в колонии строгого режима. Вам понятен приговор суда?
— Понятен, — сказал Сергей и злобно сверкнул глазами сначала на Алексея, потом на меня. Видать, думал о том, что не стоило ему жаловаться мне на судью, который посадил его, невинного (как он сам считал), за торговлю наркотиками. Вот сейчас получил на десять лет больше, чем тогда.
— На этом судебное заседание объявляю закрытым, — снова удар судейского молоточка.
Вошли опера и увели Лукьянова, Горского и Шевченко. Куда повезут Максима, я не знал; а вот Сергей наверняка попадет куда-нибудь вроде «Черного дельфина» или «Белого лебедя». Теперь с ним церемониться никто не будет. А Лукьянова, скорее всего, отпустят домой под подписку о невыезде. Его же не осудили на лишение свободы.
Все разошлись; остались только мы с Алексеем. Расследование окончено, преступники осуждены. Наконец-то наша жизнь войдет в привычную колею! Вот только мне в Люберцах уже делать нечего… А жаль. Не хочу расставаться с человеком, ставшим мне другом… Пусть даже наше близкое знакомство началось с того, что я его хорошенько встряхнул в этом же самом здании.
— Пойдем ко мне, поговорим, — предложил Крохин.
Мы отправились в тот самый кабинет, где я едва его не убил из-за своей вспыльчивости… В тот раз мне совершенно не была интересна его обстановка, но сейчас я рассматривал все, что там было: стол с бумагами, кресло, шкаф, наполовину заполненный папками с уголовными делами (остальное он хранил у себя дома), другой небольшой шкаф, явно служащий гардеробом, куда он сразу же повесил судейскую мантию. Также в кабинете был еще маленький диван, на котором мы и расположились.
— И чего ты так переживал ночью? Все ведь хорошо прошло.
— Хорошо? Ты шутишь? — возмутился Алексей. — Меня нагло обсуждали все, кому не лень… Однако я не думал, что Евдокимов не будет приставать ко мне с вопросами. Он ведь такой любопытный… впрочем, ты и сам это знаешь.
Это правда. Сам читал про это. Но сегодня вопросы предпочитал задавать адвокат, а не прокурор. В общем, он мне понравился. Явно неравнодушный человек и любит свою работу.
— Ты окончательно решил сходить со мной в церковь? — поинтересовался я.
— Разумеется. Не пойти туда — это с моей стороны будет неуважение к Вадиму. Он же спас меня тогда… А все-таки хорошо, что никто не расспрашивал меня о моем недавнем решении: иначе пришлось бы рассказывать, что я очень боюсь смерти. А из-за чего, Саша? Из-за того, что тот садист Радзинский выбрал мне такую казнь. Даже Максим тогда, в кабинете Сергея Павловича, назвал это «извращенным выбором смертной казни», помнишь?
— Помню очень хорошо. Вот скажи мне, пожалуйста, что могло их так воодушевить воссоздать такое? — мне было интересно это узнать, поскольку я абсолютно не разбираюсь в тайнах человеческой психики. А особенно — в хитросплетениях душ таких моральных уродов, как Радзинский и иже с ним.
— Ой, не знаю… Я читал рассказ об этой казни в Интернете. Мне тоже было интересно узнать ответ на этот вопрос. Там судили молодую американку за убийство мужа и его любовника. Да, Саша, это было именно так, и не смотри на меня с таким выражением лица! — правда, меня уже ничем подобным не удивить. Не знаю, что он такого увидел на моем лице. — Знаешь, меня эти извращения изрядно шокировали… Это как будто тебя сжигают изнутри. Ведь и я мог бы это испытать, если бы Вадим в молодости не занимался карате и не обезвредил этих садистов…
И зачем только я начал этот разговор? Надо срочно отвлечь его от этих мыслей, а то может повториться случай недельной давности… Я мысленно обозвал себя идиотом: ну почему черт меня дернул спрашивать его о том, с какой стати эти бандиты решили выбрать им обоим такую смерть? Откуда ему-то это знать? Мы оба — люди со здоровой психикой, а не какие-нибудь жестокие и хладнокровные убийцы…
— Прошу тебя, пожалуйста, успокойся… Лучше расскажи мне что-нибудь.
— Что же ты хочешь услышать?
Я задумался; но вскоре нашел ответ на его вопрос.
— Как ты познакомился со своей первой девушкой? Расскажи подробнее. А то ты говорил об этом как-то вскользь.
Алексей прикрыл глаза, будто старался собрать воедино свои воспоминания… Наконец он заговорил:
— Дело это было давно, около двадцати лет назад. Я тебе рассказывал, что мы тогда служили в Грозном — это столица республики Чечня. Город был почти полностью разрушен, и только пара-тройка каким-то чудом уцелевших домов еще стояли. Ну, не пара-тройка… это я так, к слову. Их было, разумеется, больше.