Выбрать главу

И вот мы идем по столичным улицам. Редкие смелые люди, оставшиеся в городе, с любопытством смотрят на нас. Я остановился, загляделся куда-то на небо… Тут ко мне подходит девушка, такая смуглая, с каштановыми волосами, в скромном черном платье, и спрашивает:

— Привет. Как тебя зовут?

Я тогда так растерялся от этого вопроса, что на мгновение просто застыл на месте. Никогда ни одна девушка, видя мои шрамы на лице и копну рыжих волос, не подходила ко мне вот так запросто и не знакомилась. Я помнил слова моей первой любви, Вики Горской, сказанные мне в тот день, когда я все же решился признаться ей в своих чувствах:

— Ты рыжий, и к тому же изуродованный. Кому ты нужен? С тобой только за деньги будут встречаться, а их у тебя нет, так что ты не найдешь себе ни одну девушку.

Я тебе говорил, что мне так обидно стало тогда… Но я ей все-таки ответил:

— Виктория, не надо обижать людей понапрасну. Сейчас у меня денег нет, но потом будут. А ты когда-нибудь вспомнишь мои слова и, поверь, раскаешься в них. К тому же мы с тобой в одинаковом положении.

Развернулся и ушел. И лишь ночью, когда мои соседи по комнате спали, я расплакался. Что подумала обо мне Вика после моей довольно резкой отповеди, я не знал и знать не желал. Это сейчас я понимаю, что сам напророчил ей тот случай с Шевченко… После этого она ведь наверняка осознала, что зря обидела меня…

А, проснувшись следующим утром, я сказал сам себе: «Все, никакой любви. От нее одни проблемы». Больше я не подходил ни к одной девушке, даже если она мне нравилась.

И теперь вот эта смуглянка стоит передо мной и непринужденно спрашивает мое имя. Я ей представился, она тоже:

— Надья, — говорит. «Что за имя? — подумал я тогда. — То ли Надя, то ли просто похожее».

Она в ответ на мой застывший в глазах вопрос:

— Я цыганка, поэтому меня так назвали.

Я усмехнулся про себя: раз цыганка, пусть расскажет мне о моем будущем.

— Погадаешь мне?

Надья улыбается:

— Сначала заслужи.

Я догадался, к чему дело идет, и подумал: «Раз тебе нужен срочно мужчина, ты, милая, его получишь». Во мне не шевельнулось ровным счетом никакого чувства к этой Надье; мне просто захотелось… сам понимаешь, что сделать. Я тогда ведь еще молодой был и думал совсем не о том, о чем надо думать при знакомстве… Сейчас я изменился.

Я сообщил начдиву, куда иду; тот с усмешкой пожелал мне удачи, и после этого мы пошли в дом, выглядевший на удивление крепким — бомбежки особо не повредили его. Было ясно, что квартира, куда меня привела Надья, была коммунальной — вот только людей там не было. Видно, все эвакуировались туда, где безопасно. А эта цыганка оказалась смелой девушкой. Что же, это достойно уважения, но влюбляться из-за этого я в нее не стану. Мне это совершенно ни к чему.

— Проходи, садись, — гостеприимно сказала она. Я криво усмехнулся:

— К чему все это? Я верно понимаю, что тебе нужен мужчина?

Цыганка, залившись краской, кивнула.

— Скучно здесь, понимаешь? Ни с кем не познакомиться… Вот только сейчас прошла ваша дивизия…

Ничего себе, «здесь скучно»! По-моему, в Грозном в самый разгар войны может оставаться лишь человек, которому до смерти не хватает адреналина в крови… Странная девушка.

— Поцелуй меня… — Надья склонилась ко мне. Я не знал, что делать, и вообще был растерян. Но, не желая ударить в грязь лицом, прижал ее к себе и впился поцелуем в ее губы. Она что-то сдавленно стонала, но мне было на это наплевать. Тогда мне хотелось только наконец сделать то, о чем я мечтал уже давно (с того момента, как впервые увидел). Затем все пошло по желаемому сценарию.

Моя любовница явно осталась довольна, чему я впоследствии искренне удивлялся, и даже просила меня побыть у нее хотя бы один день. Мне не хотелось обижать ее — на один день я мог бы остаться. Но дольше — ни за что. Она бы потом завела разговор о семье, а я не создан для этого. Ну какой из меня муж и отец? Ведь я не знал, как это — иметь хоть каких ни на есть родителей. Кто бы научил меня, как обращаться с женой и детьми? В семнадцать лет от администрации я узнал, что моя мать сама отдала меня в детский дом, поскольку отец мой оказался сволочью, боящимся ответственности. А сам — предприниматель… Я не пытался найти его, потому что знал: если ему не было дела до меня, когда я даже не родился, то и в те дни, когда мне уже исполнилось двадцать лет, он явно не был бы рад меня видеть. Конечно, у него мог появиться претендент на все его имущество…

Вечером мы сидели на кухне и пили чай. Я все-таки попросил Надью погадать мне.

— В будущем появится у тебя враг, — медленно и тихо говорила она, держа мою руку в своих ладонях. Перед нами на столе лежали раскинутые определенным образом карты: я запомнил крестовых даму и валета и между ними пикового короля. Карты с легкой руки цыганки разложились по-новому. — Не езди за рубеж, там с тобой могут произойти страшные вещи… Ты потеряешь близкого тебе человека, но обретешь любовь.

— Помилуй, Надья, кто для меня близкий человек? — я горько и недоверчиво усмехнулся. — Я круглый сирота, и у меня очень мало друзей.

— Этого я тебе не могу сказать. Из приятного: будешь ты богатым человеком, но придет к тебе это богатство через страдания.

Я вспомнил о том, что говорил Вике еще в те дни. О том, что у меня будет много денег. Я тогда сказал это столь уверенно, что и сам поверил в свои слова. А теперь они подтверждаются… Сейчас я действительно богат: тридцать шесть (теперь уже меньше) миллионов рублей перешли к нам с Анастасией, но мне как-то стыдно распоряжаться этими деньгами… Ведь они же не мои по праву, а ее. А я стараюсь жить скромно и только на свою зарплату.

Мы расстались довольно спокойно. На удивление, Надья не стала говорить о том, что желает выйти за меня замуж или хотя бы продолжать наши встречи. Я даже подумал, что она позвала меня к себе лишь потому, что она нимфоманка, и ей хотелось только удовлетворить свои желания. Я был холоден во время прощания, как и она. Вернувшись туда, где мы разместились, я думал только об ее предсказании. Обрету любовь… Нет, здесь она ошиблась: я поклялся сам себе, что никто никогда не заставит меня влюбиться ни в одну девушку.

— А предсказание-то сбылось, Леша, — улыбаясь, сказал я, когда тот закончил свой рассказ. — Ты же влюбился в Анастасию. И вообще, твоя любовница тебе все верно нагадала.

Он тоже улыбнулся.

— Да… Как говорится, не всегда бывает так, как задумано. Моя клятва ни к чему не привела. Анастасия тоже не верила, что полюбит другого после смерти Вадима… — здесь он перекрестился. — Царство ему небесное…

— У тебя сегодня больше нет дел? — поинтересовался я.

Он покачал головой. Вот и отлично — наконец-то можно осуществить задуманное.

— В таком случае пойдем со мной в церковь.

Тот охотно согласился, и мы покинули здание суда. Прогуляемся по Москве — благо, пока на улице хорошая погода. Ветра нет, светит солнце; а если, к несчастью, пойдет дождь, что очень вероятно (вот такое у нас странное лето), то на этот случай у нас есть зонт — один на двоих.

========== В церкви ==========

Карта на моем смартфоне показала, что ближайшая церковь находится совсем рядом с нами. Однако мне хотелось пойти именно туда, куда два раза ходил на исповедь Вадим. Храм Василия Исповедника у Рогожской заставы. Там он и встретил отца Геннадия. Может быть, и нам удастся с ним познакомиться или даже побеседовать о покойном? Кто знает ответ на этот вопрос?

Мы покинули площадь, где располагается здание суда, и свернули на улицу Сергия Радонежского. Долго шли по ней, и когда уже дошли до ее конца, Алексей сказал, заметив неподалеку кофейню «Шоколадница»:

— Я зайду сюда. Подожди меня здесь, — и свернул к этому ресторану. А я остался стоять, думая, зачем ему понадобилось идти туда. Но я размышлял недолго, так как он вскоре вышел с картонным стаканом в руке.

— Взял себе порцию американо, поскольку я почти всю ночь не спал. Все переживал насчет заседания — зря, как оказалось. Ты меня, конечно, тогда успокоил, но не совсем, — с этими словами он сделал маленький глоток своего кофе. — Я тебе еще на Казанском объяснил причину. Может, мне тоже рассказать этому священнику свои грехи?