Теперь, направляясь к дому с Харитой на руках, он начал понимать, как был бестолков. Нужно было догадаться гораздо раньше, что ее робость была вовсе не робостью, а страхом. Он привык общаться с дикими животными, поэтому лучше, чем кто-то другой, должен был различить его признаки.
Холодные руки, дрожащие пальцы, непроизвольная дрожь, когда он касался ее, попытки отодвинуться должны были бы даже менее опытному человеку ясно рассказать о ее чувствах.
Харита была очень легкой, и он без труда донес ее до дома. Она ни разу не шелохнулась, и лорд Вернем подумал, что ее обморок, возможно, даже к лучшему. Он вспомнил про сломанную защелку на окне в той комнате, где он когда-то сидел с дядей Лоримером, положил Хариту на заросшую густой травой лужайку перед домом и открыл окно. Забравшись в дом, он открыл одну из высоких застекленных дверей в соседней гостиной и внес Хариту в дом. Он знал, что в это время из слуг можно встретить только сторожа или дежурного лакея в холле. Поднявшись по одной из боковых лестниц, он добрался до южного крыла не замеченный никем.
Все еще держа Хариту на руках, он ухитрился открыть сначала дверь в коридор, а потом в ее спальню. Миссис Уильямс оставила зажженными свечи возле ее кровати, и комнату освещал золотистый свет, скрывавший недостатки мебели и потертость занавесок.
Лорд Вернем положил Хариту на коврик перед камином, взял полотенца и посмотрел на лежащую девушку. Ее лицо было белым, как когда-то ее платье, волосы, оказавшиеся длиннее, чем он предполагал, мокрыми, слипшимися прядями упали ей на плечи. Еще недавно красивое дорогое платье превратилось в лохмотья, перемазанные водорослями и травой. Ее глаза были по-прежнему закрыты, она все еще находилась в глубоком обмороке, и он не знал, что делать, чтобы привести ее в чувство.
В любом случае, сказал себе лорд Вернем, если он не хочет, чтобы она получила воспаление легких, нужно немедленно снять с нее мокрую одежду. Он начал осторожно вытирать полотенцем ее волосы, но понял, что капающая с его рубашки вода льется на Хариту. Он тут же скинул рубашку и, по пояс обнаженный, принялся снова сушить ей лицо и волосы, прежде чем расстегнуть платье. Расстегивая пуговицы, он с легкой улыбкой подумал, что ему в жизни приходилось раздевать немало женщин, но ни одна из них не была насквозь промокшей, да еще без сознания.
Он быстро справился с пуговицами, но, стягивая платье с плеч Хариты, потрясенно замер. На мгновение ему показалось, что это обман зрения, игра света. Лорд Вернем шагнул поближе, чтобы убедиться, что глаза его не обманывают и ее спина действительно покрыта рубцами.
Никогда в жизни не видел он столь жестоко избитую женщину. Рубцы пересекали друг друга, многие кровоточили в тех местах, где раньше прилипли к платью. Другие уже немного затянулись, и было ясно, что их нанесли несколько дней назад.
Он увидел, что она покрыта следами ударов от плеч до колен, и понял, что даже прикосновение мягкого полотенца может причинить ей боль. Поэтому он расстелил на кровати два сухих полотенца, потом очень осторожно положил ее, прикрыл еще одним полотенцем и уж только потом закрыл одеялом. Он стоял у кровати, смотрел на жену и отказывался верить собственным глазам.
Харита испуганно вскрикнула, и чей-то голос спокойно произнес:
— Все в порядке. Вы в полной безопасности.
Она открыла глаза, увидела, кто сидит в ногах ее кровати, и приглушенно охнула. Она попыталась отодвинуться, но резкая боль заставила ее снова вскрикнуть.
— Не надо пугаться, — сказал лорд Вернем, — но я бы хотел, чтобы вы выпили вот это.
С этими словами он приподнял ей голову и поднес к губам бокал. От одного его прикосновения она задрожала так, что зубы стучали о край бокала, но лорд Вернем слегка наклонил его, жидкость полилась ей в рот, и Харите пришлось ее проглотить. Бренди обожгло, и хотя вкус напитка показался ей отвратительным, окружавшая ее тьма начала понемногу отступать. Теперь она знала не только где находится, но и кто сидит рядом с ней.
— Допейте все до конца, — велел лорд Вернем, и Харита, привыкшая повиноваться, послушно сделала как ей велели. Только когда бокал опустел, он позволил ей снова откинуться на подушки.
Потом он сел рядом с ней на кровать, и сердце Хариты испуганно застучало так громко, что он, казалось, мог это услышать. Глядя на нее, лорд Вернем подумал, что никогда еще не видел женщины, чьи глаза так ясно выражали бы страх. Это были удивительные глаза, они, Казалось, целиком занимали ее бледное личико.
Она выглядела вовсе не так, как он ожидал: теперь, когда ее волосы подсохли, в светлых прядях поблескивали рыжеватые искорки, а длинные ресницы были совсем темными.
Однако в данный момент его интересовала не внешность жены, его беспокоило, что она совершенно очевидно была напугана. Напугана до такой степени, что не могла даже говорить. К тому же ее трясло и он видел, что это не от холода.
Лорд Вернем разжег огонь в камине, и в комнате было очень тепло, но руки Хариты, которые она под одеялом прижала к груди, были холодны как лед.
Коснувшись своего тела, она поняла, что обнажена. Глаза у нее открылись еще шире, и едва слышно девушка прошептала:
— Как вы… как я… оказалась здесь?
— Я спас вас, и вы не попали в водоворот, — спокойно ответил лорд Вернем. — Может быть, вы не знаете, но в конце озера есть очень опасный водоворот, в котором утонули несколько человек.
Он говорил, чтобы успокоить ее, но по тому, как дрогнули ее ресницы, вдруг понял, что она знает об опасном водовороте.
— Вы слишком молоды, чтобы умереть, — сказал он. — И к тому же теперь вам нечего больше бояться.
Он подчеркнул слово «теперь», надеясь, что она поймет. Потом спросил:
— Почему ваш отец бил вас?
Он решил, что она, наверно, не ответит. Но тут, словно против воли, она произнесла:
— В-вы рассердитесь… рассердитесь, если я… расскажу вам.
Лорд Вернем улыбнулся:
— Обещаю, что не буду сердиться на вас ни сейчас, ни когда-либо потом.
— Но вы были сердиты… когда мы были в церкви.
Он удивился, что она так сумела понять его чувства. Но потом подумал, что она сама выглядит такой хрупкой и чувствительной и ничем не напоминает своего отца.
— Если я и был сегодня сердит, то не на вас. А сейчас, обещаю, что бы вы мне ни сказали, я сердиться не буду.
Она отвернулась, помолчала и сказала:
— Я… я не хотела выходить за вас замуж.
— Это я могу понять, — ответил лорд Вернем, — и уверяю вас, Харита, не моя вина, что мы не смогли поближе познакомиться прежде, чем стали мужем и женой.
— Папа… не позволил?
Он покачал головой:
— Нет.
— Почему… вы не дали мне умереть?
— Потому что вы молоды, а жизнь — это большая ценность. Вас впереди ждет еще много интересных и волнующих приключений. Было бы жаль лишиться всего этого.
— Я… я теперь… ваша жена.
— Неужели это так страшно?
Выражение ее лица не могло быть ничем, кроме ужаса.
— Что они вам наговорили? Что они сказали вам обо мне? — спросил он.
Она ничего не ответила, и он снова спросил:
— Вы, случайно, не путаете меня с моим кузеном Жервезом, с которым вы были помолвлены?
Он понял, что так оно и было, и выражение лица Хариты сказало ему больше, чем любые слова.
— Мой кузен, — начал он, тщательно подбирая слова, — никогда не пользовался моей симпатией, и я никогда не одобрял его поведения. У меня есть немало недостатков, которые, я уверен, вы со временем обнаружите, но я совершенно иной человек, чем Жервез.
Он старался говорить убедительно, но страх не проходил, и он почти резко спросил:
— Что вам сделал Жервез?
— Не мне… Бетси и… и маленькой Мэри.
Она поняла, что эти имена ничего не говорят ему, и, помолчав, тихо, почти неслышно добавила:
— Бетси утопилась… в водовороте.
— А маленькая Мэри?
Лорду Вернему не хотелось говорить о Жервезе, но он понимал, что должен добраться до причин страха Хариты.
— М-мэри было… всего одиннадцать… она… сошла с ума!