Пока в голове роились ненужные мысли, глаза отмечали обстановку, тело действовало на крепко вбитых инстинктах. Убей или будь убитым. Я колол, резал, рубил и делал все возможное и даже больше, чтобы этого не сделали со мной. Битва превратилась в резню, в кровавый водоворот, что поглощал новые и новые отряды.
Для меня она распалась на фрагменты. Вот я раз за разом погружаю лезвие кинжала в глотку арбалетчика, совсем еще молодого парнишки, с только пробившемся пушком над верхней губой. Вот я от удара окованного сапога валюсь наземь, сплевывая крошево зубов и кровавую пену. Вот, чудом успеваю увернуться от выскочившего на меня и вставшего на дыбы боевого коня. Тут нет эхизтари, инквизиторов, магов. Все отошло на задворки чувств и памяти. Есть только я и враги. Врагов надо истребить. Из горла раздается чудовищный рык и я едва, сдержав туманящую разум ярость, кидаюсь на следующего противника.
Я слышу чьи-то приказы, но уже не понимаю, где кто. Заляпаны кровью и грязью шевроны, опалены знамена. Звуки горнов и барабанная дробь доносятся как через вату. А потом свет гаснет.
Очнулся я в сгущающихся сумерках. По полю усеянному трупами ходят кучки мародеров, вспугивая налетевшие стаи воронья. Пир.
Клекот перемежается с бранью. Я с трудом сбрасываю с себя труп полуорка. Ощупываю огромную шишку на темени. Хорошо, что тот удар пришелся по касательной и только сбил шлем, не проломив голову.
Воронье недовольно каркнув отлетело чуть в сторону, чтобы тут же полакомиться глазами солдата из моего десятка. Из мародеров в мою сторону никто не глянул. Зачем? Если кругом полно добычи. Знай, хватай самое ценное, срезай пальцы, рви уши, да выламывай зубы.
— Яйца бальтса! — я грязно выругался.
И было от чего. Стоило встать на ноги, как меня повело в сторону, качнуло, и я не удержавшись оперся на колени. С трудом сдержал рвоту. Хотя мой нынешний вид трудно испортить. Еле волоча ноги, двинулся к реке. Надо выбираться отсюда и подумать, что делать дальше. Хвала ргульской крови и Праматери. Сильных ран не было, а те что были, обещали затянуться через пару дней.
Поднял чей-то клинок. Обоюдоострый, полуторник. Шикарен, я сделал пару пробных замахов. «Чувство вины не мучает того, кто поднимает этот меч во имя …», вчитался я в выгравированные руны.
Интересный способ снять с себя бремя совести. Оставлю меч себе. Видно, что принадлежал он кому-то знатному. Может стоит еще пошерстить? Ценности мне не повредят. Доля мгновенья заняло колебание, и я снова двинулся к реке. Что-то во мне неумолимо меняется. Я заметил это еще когда встретил своих гоблинов, а позднее орка и гномов. Что-то пугающее внутри меня, что порой заставляет принимать такие решения. Ставить чей-то интерес превыше своего. Или виной всему проклятые эхизтари?
Где они? И где я? К чему мне их приказы, желания, амбиции. Тем более сейчас когда океан вот-вот поглотит остров. И не останется ничего от Сура. Надо бы о своей шкуре подумать. Хотя чего я лукавлю, с ними это будет сделать проще, тем более там остался ашал, надо найти тех, кто успел войти в мою котерию. Я вынул диск, отметив, что все изображения целы. Тут же спрятал его за пазуху, убедившись, что никто его не заметил.
Кинуть эхизтари я всегда успею, вернулся я мыслями к размышлениям. Но сначала надо их основательно выдоить, в плане ресурса и знаний.
Весь просматриваемый берег реки — длиной метров триста, а шириной в пару десятков шагов завален трупами. Перемолотыми словно жерновами гигантской мельницы. Кости, словно выеденные кислотой, без единого кусочка мяса, части хребтов, распахнутые клетки ребер и чаши черепов. И все окаймлено кашей из косточек и кусков тел куда мельче, оторванных от ладоней фаланг пальцев, раздробленных фрагментов стоп, зубов. Что за сила могла сотворить такое?
Меня скрутил спазм и я изошелся желчью. Утерев рот, я еще раз окинул взглядом окрестности и сменив форму взмыл в небеса. Под Кожей Хамео да в темноте, что скоро нагрянет на смену сумеркам, меня будет не разглядеть.
Отлечу немного, посмотрю, что там над нашим старым лагерем, и отправлюсь в Дхорн. Попробую выполнить задание. Я охлопал себя по карманам, убедившись, что зелье на месте.
Полет пьянил. Каждый раз как первый. Свобода и красота. Только ты и небо. Ветер, словно скребок сносит с тебя все наносное, чуждое, всю грязь с тела, души и мыслей.
Сделав круг над полем битвы, так и не поняв, за кем оно осталось, я повернул в сторону лагеря. Пусто. Никого и ничего. Странно. Значит, в очередной раз меня ждет Дхор.
Пепел и кровь ждали меня там. Ялетел по следу насилия, в полосе уничтожения. Вокруг вытоптанные поля, сожженные деревни, зарезанные люди, забитый скот, отравленные колодцы. Армии оставляли за собой только смерть и опустошение. И вереницы людей бредущие неизвестно куда и неизвестно отчего. С тех пор как я оказался на этом проклятом острове, меня все время преследует чувство, что я все время в дерьме. Только глубина меняется.