— Оставь, папа!.. — попросил Венька. — Собака — друг человека, неужели ты ее прогонишь? Мурза хорошая, добрая и настоящая сибирская лайка. А из того двора ее все гонят.
— Так и быть, если хулиганить перестанешь, — решил отец.
И Мурза осталась жить на широком подворье Якушевых.
Утром прошел по-летнему короткий проливной дождь, а потом пригрело солнце, и земля на знаменитом бугре, где собирались мальчишки со всей окраины, снова затвердела. Венька Якушев, накормив Мурзу остатками вчерашнего холодного борща, шмыгнул в калитку. У врытого в землю столбика сидели почти все ребята, участвовавшие во вчерашней баталии, и, ожесточенно жестикулируя, пересказывали друг другу подробности спасения лайки. Веньку они засыпали градом вопросов:
— Дома тебя не били?
— А Мурзу оставить пахан разрешил?
— Какой такой пахан? — удивился Венька.
— Чудак, — осведомленно пояснил Петька Орлов. — Все-таки ты интеллигенция. В тюрьме пахан — это самый главный среди жуликов. Понял? А дома у тебя кто самый главный? Отец, потому что он деньги приносит. Вот и надо его паханом называть.
Рыжий Жорка, с уважением поглядев на соседа, покачал головой:
— А здорово ты в этого дылду одноглазого каменюкой запустил!..
— А что, ребята, мы его бы и сами одолели, если бы Дрон не подоспел, — шмыгнув носом, заявил Петька Орлов. А Олег Лукьянченко неожиданно спросил:
— Венька, а почему ты нам про своего дядю Павла никогда не расскажешь? Это правда, что у него два ордена. Красного Знамени было?
— Правда, ребята, — смущенно подтвердил Венька, — дядя Павел даже у самого Фрунзе служил, когда красные войска на Перекопе стояли.
Петька Орлов, что-то царапавший на земле железным прутиком, уставившись сонными глазами на Веньку, полюбопытствовал:
— А это правда, что тот гад Прокопенко, который твоего дядю Павла приказал убить, перед расстрелом на коленях ползал, пощады просил?
— Нет, — покачал головой Венька, — не так все было. Отец говорил, будто он слезинки не проронил, и все о том твердил, как Советскую власть ненавидит. Даже пена на губах вскипала. Плакал другой. Тот, что в дядю Павла стрелял. По земле ползал, за сапоги красноармейцев хватал. А Прокопенко — нет.
Венька вдруг задумался и всхлипнул. Убоявшись, что ребята его осудят, поспешно вытер слезы. Но ребята уважительно промолчали, один Жорка после долгой паузы сказал:
— Ну и гад же был этот Прокопенко! Откуда он только три ордена боевых взял? А врал про себя как! Я один раз с ребятами по городу за ним бегал, когда он рассказывал, будто сам Буденный ему серебряный наган подарил.
— Серебряных наганов не бывает, — возразил Петька Орлов.
— Ну, может, не серебряный, а с серебряной дощечкой, — согласился Смешливый. — Не в том дело. Главное, что он был подлый гад. Скажи, Венька, а дядя Павел часто к вам приезжал?
— Часто.
— А чего же ты нам его ни разу не показал?
— Отец запретил мне и Гришке об этом говорить на улице, — не поднимая головы, ответил Венька.
— Ребята, айда на речку, — позвал Жорка Смешливый, чтобы хоть как-нибудь завершить грустный разговор. Все дружно повскакали и сбежали с крутого бугра на железнодорожную насыпь, откуда до аксайской воды было рукой подать.
Желтыми песчаными языками врезались в речку два мыса, облепленные купальщиками. Один именовался «девчачкой», другой «ребячкой». Едва успели раздеться, как к ним подошел незнакомый мальчишка лет тринадцати с наколкой на правой руке. Зеленые нагловатые глаза почему то сразу задержались на Веньке:
— Ты… шкет, давай драться.
По законам окраины отказываться от вызова не полагалось, но, желая уберечь от поражения Веньку, Петька Орлов зло сказал:
— Совесть имей, он же на полголовы тебя ниже и на четыре года младше.
— А я что, — смутился парень, — я же с ним не на две руки буду. Я его на одну левую вызываю.
— А-а, — протянул Петька, не находя веских аргументов, чтобы расстроить их поединок. — Тогда другое дело.
— Ну давай! — выкрикнул парень, и они закружились. Сцепив зубы, Венька кочетом наскакивал на противника. Незнакомый парень твердо держал слово — дрался одной левой, пряча правую за спиной. Видимо, этот неравный бой и потешная петушиная Венькина поза доставляли ему удовольствие, как и то, что несколько совсем несильных ударов противника попали ему в локоть. Взъерошенная голова Веньки и его злостью поблескивающие глазенки лишь усиливали веселое настроение парня.
— Давай, давай, — подзуживал он. Один раз Венька изловчился, подпрыгнул и тычком ударил парня в нос, да по-видимому, настолько больно, что тот замотал головой и свирепо заорал:
— Ах, ты так? Ну держись!..
И Венька моментально получил такой удар в скулу, что искры заплясали у него перед глазами.
— Хватит, что ль? — ухмыльнулся парень.
— Нет, давай еще! — азартно закричал Венька. — Чего отступаешь? Трусишь?
Но парень опустил руки и беззлобно заявил:
— Нет, я больше с тобой связываться не стану, шкет.
Петька Орлов и Смешливый отвели его в сторону и стали о чем-то шептаться. Парень слушал, огорченно покачивая головой. Потом опять приблизился к Веньке, тихо спросил:
— А это правда, что ты племянник Павла Сергеевича Якушева?
— Правда, — неохотно буркнул Венька.
Незнакомый парень подставил загорелую щеку:
— Бей! Я сопротивляться нисколечки не стану.
— Не буду, — нахмурился Венька, — это же не по правилам.
Но парень, не слушая, продолжал:
— Бей сколько хочешь. Если бы я знал, что ты племянник Якушева, пальцем бы не тронул. Любому обидчику шею бы свернул. У меня, пацан, отец тоже на Перекопе воевал, и пустой рукав вместо правой руки домой принес. Он много про твоего дядю рассказывал. Даже на одной фотографии с ним вместе. Клянусь богом! Меня Сашкой Климовым зовут. Глядишь, когда и пригожусь тебе. — Он подошел, деловито ощупал покрасневшую скулу, кратко изрек: — Надувается. Плохо. Синяк будет. От отца или матери попадет.
— А может, еще пройдет? — с надеждой спросил Венька.
Климов порылся в кармане, вытащил оттуда тяжелый красно-медный пятак, деловито протянул:
— Бери, прикладывай. Вдруг поможет? Единственное средство.
Но как ни старался Венька, а шишак от удара все надувался и надувался. Он вздохнул и поплелся домой, заранее предвидя сцену, которая его ожидает. Шагавшего рядом Жорку Смешливого в последней безрадостной надежде спросил:
— Каеш, а Каеш… синяк проходить не стал?
Жорка осмотрел его с педантичностью профессионального фельдшера и, безутешно покачав головой, даже не ответил на вопрос своего друга.
— Понимаешь, матери я не боюсь, — все поняв по его сострадательному вздоху, вымолвил Венька, — а вот отец…
— Что отец? — спросил Смешливый. — Он же у тебя добрый. Неужели бить станет?
— Нет. Он меня никогда не бьет. А вот причитать как начнет, так уж лучше бы побил. «Ах, Венечка, Венечка, у тебя тут кровь, — передразнил он отца. — Еще бы на сантиметр выше тебя ударили, и без глаза бы остался, циклопом на всю жизнь. Давай поскорее тебе йодом смажем». А йод, Жорка, ты знаешь, как щиплет…
— Зачем же на синяк йод? — рассудительно осведомился Смешливый. — Йод на открытую рану лить надо.
— В том-то и дело, — вздохнул Венька. — Но мой отец считает себя великим лекарем. У него в коридорчике стоит целая тумбочка с пузырьками и мазями, ватой и бинтами. Чуть простудился: «Венечка, пей горячее молоко, а я тебе туда две капли йода из пипетки капну». На гвоздь напоролся — тоже йод да ихтиолку на царапину.
— А если живот схватит и на горшок потянет? Тогда тоже йод?
— Тоже, — согласился Венька, и мальчишки расхохотались. — Эх, если бы меня мать одна встретила, — мечтательно заключил он, издали завидев крышу своего дома. Но и этой его надежде не суждено было сбыться. Оказалось, что отец по каким-то причинам возвратился из техникума очень рано.
— Где это ты запропал? — окликнул он сына, не выходя из кабинета. — Мой, пожалуйста, руки — и марш за стол. Мама уже суп разливает.