Тан положил руку на плечо Хуэя.
- И в следующий раз они придут за нами.
***
Эхо шагов отдавалось от глинобитных стен, когда Хуэй бежал по темным узким улочкам. В воздухе витал сочный аромат тушеной рыбы и жареной баранины, а из дверных проемов доносились негромкие песни матерей, укачивающих своих малышей. Фивы покоились в мире своего неизменного ритуала. Но если верить Тану, все это может скоро исчезнуть навсегда. Мира больше никогда не будет.
- Приготовься, - сказал ему Акх-Гор. - Мы должны начать войну, и как можно скорее. Это будет война, какой никто из нас еще не знал. Более жестокая, более кровавая, чем наши худшие кошмары.
Хуэй знал, что он был прав. Когда он шел с этими варварами через пределы Синая, он заглянул в их сердца. Гиксосы никогда не удовлетворились бы Нижним Царством. Они будут продолжать наступать, волна за волной, пока весь Египет не будет раздавлен под ними.
Слишком самонадеянные, сказал Тан. Слишком самоуверенные. Они были виновны в этом, это правда. Признаки были налицо – слухи, разносимые ветром, страхи бедняков, которые слышали о нападениях на караваны и приближающихся военных отрядах. Но все их внимание было сосредоточено на старом враге – Красном Претенденте – и они проигнорировали нового.
Приготовься, сказал Тан. Как мог человек подготовиться к войне с гиксосами?
Мысли Хуэя обратились к Исетнофрет. Месть, которая горела в его сердце, придется отложить в сторону. Но он найдет способ добраться до своей матери, поклялся он, хотя бы это было при его последнем вздохе.
Он продолжал идти по пыльной улице, пока не подошел к дому Ипвет.
Сдерживай их, по крайней мере, сейчас.
Хуэй вошел внутрь. Темнота заполнила дом. Это озадачило его. В этот час Ипвет обычно зажигала лампы, а Ахура готовила еду. Он понюхал воздух. Никакого запаха свежей еды.
Он услышал неясный, приглушенный звук, и его кожу покалывало. Его мысли унеслись к Исетнофрет, ведьме, выжидающей своего часа, кружащей вокруг его жизни, жизни его сестры, ожидая момента, когда она сможет причинить наибольшую боль.
Гнев скрутил его желудок узлом, и он зажег лампу, прикрыв ее рукой.
Хуэй двинулся вперед. Слабые звуки стали громче, превратились в хныканье. Его грудь сжалась.
Он прокрался по тропинке к спальне в задней части дома. В дверях он убрал руку от лампы и обнажил меч. Свет залил маленькую комнату, и Хуэй ахнул.
Его сестра и Ахура лежали, обнявшись, на кровати, обнаженные, целуясь так глубоко и страстно, как он никогда не видел ни у одного мужчины и женщины, их руки жадно исследовали тела друг друга.
Женщины смотрели на него, их лица застыли в ярком свете. Черты Ипвет исказились от неловкости. Ахура ухмыльнулась.
Хуэй уставился на них, как рыба, выброшенная из сетей на берегу Нила.
***
Позже Хуэй в гневе опустился на скамью, в то время как Ипвет сидела напротив него, а Ахура ходила по комнате, зажигая оставшиеся лампы.
- Вы не опускаете головы? - спросил он.
- В нашей любви нет ничего постыдного, брат, - ответила его сестра. - Единственное, что меня смущает, это то, что ты застал нас за личным актом единения.
Ее тон был сдержанным, и Хуэй понял, что она не хочет усугублять раздражение, которое он уже испытывал.
- Нефтида была постоянной спутницей Исиды, - пробормотала Ахура, отвлекшись от своей задачи. - Хотя они и были сестрами, их объединяла неизменная любовь. Боги освещают путь. Все мужчины и женщины должны следовать за ними.
Ипвет улыбнулась. - Ты был защищен от мирских обычаев, брат. В Египте есть многое от сердца и желания, к которым относятся терпимо. Лахун был маленьким городком, далеко от такого города, как Фивы...
- Не смейся надо мной, - сказал Хуэй. - Я больше не мальчик. Я мудр в обычаях этого мира. Я... - Он позволил своим словам ускользнуть, услышав в них ложь. Лжец всему миру и лжец самому себе. - Как давно вы обе предаетесь этому роману?
Две женщины посмотрели друг на друга.
- Наши чувства всколыхнулись, когда мы впервые встретились, - начала Ипвет.
Ахура рассмеялась. - Хотя твоя сестра отказалась принять это.
- Пока ты не соблазнила меня.
Ипвет впилась в нее взглядом. Ахура засмеялась еще громче.
Хуэй прижал руки к ушам, затем опустил их на бока. Он чувствовал себя преданным.