- Они невиновны.
- Никто не невиновен, Крысеныш.
Хуэй пристально посмотрел в глаза Кхиана и увидел в них глубокую боль, которая превратилась в жгучую ярость. Предательство ранило его глубже, чем Хуэй мог себе представить.
- Кровь гиксосов. - Кхиан покатал слова во рту и сплюнул на землю. - Ни один гиксосский воин никогда не поступил бы так, как ты. У них есть честь.
Он поднял свой изогнутый клинок. Хуэй взмахнул своим собственным мечом.
- Я сказал тебе, что произойдет, если будет хоть малейший признак предательства, - продолжил Кхиан. - Этой ночью я отрублю тебе голову.
Командир гиксосов сделал выпад, но Хуэй легко уклонился в сторону, как учил его Тан. Кхиан приподнял бровь, явно впечатленный.
- Ты хорошо усвоил свои уроки, я отдаю тебе должное, - сказал он.
Он снова взмахнул клинком, и на этот раз тот пролетел мимо, на волосок от груди Хуэя. А потом они бросились друг на друга, мечи скрестились высоко, потом низко. Ливни искр с шипением рассекали ночь.
Они танцевали круг за кругом. Хуэй почувствовал, как мир сомкнулся вокруг него. Ипвет, Ахура, другие воины-гиксосы... все исчезли. Все, что он видел, - это сверкающий клинок и горящие глаза Кхиана за ним.
Казалось, прошла целая вечность, пока они кружились, рубя и нанося удары. Хуэй погрузился в сон, где его инстинкт взял верх, и все, чему он научился у гиксосов, Сорокопутов и Синих Крокодилов, нахлынуло на него.
В его голове мелькнула одна мысль - они были равны по силе. Хуэй чуть не пошатнулся от изумления. Он, Крысеныш из Лахуна, и этот опытный воин, проложивший себе путь через весь восток. Равные.
Он всегда восхищался Кхианом – его храбростью, его умом, его честью... Да, и его добротой тоже. Теперь Хуэй мог видеть, как сузились глаза его врага. Гнева, казалось, больше не было, только печаль.
- Ты хорошо сражаешься, - сказал Кхиан так тихо, что никто другой не услышал бы. - Возможно, ты все-таки один из нас.
Не успели эти слова слететь с его губ, как Хуэй с такой силой ударил мечом по тыльной стороне руки Кхиана и выбил его клинок в форме полумесяца. Он отлетел в сторону и с грохотом упал на каменные плиты.
Хуэй сделал выпад, поворачивая свой меч. Он ударил рукоятью по челюсти командира гиксосов, оглушив его. Когда его враг рухнул, Хуэй навис над ним, направив свой меч в сердце, где он позволил ему зависнуть.
- Убей меня, - выдохнул Кхиан. - Это твое право.
Хуэй прижал кончик своего меча к груди поверженного врага, затем заколебался.
- Сделай это! - рявкнул Кхиан. - Я бы убил тебя.
Но, глядя в глаза другому мужчине, Хуэй не был уверен, что Кхиан поступил бы так, как он утверждал.
Какое-то мгновение Хуэй боролся с самим собой. Он надавил своим клинком, отодвинулся, снова надавил.
Наконец, он отступил назад.
- Я не могу этого сделать, - сказал он.
Хуэй услышал, как Ахура недоверчиво вскрикнула, но его взгляд был прикован к Кхиану. Что–то произошло между ними - возможно, понимание.
Командир гиксосов кивнул и поднялся на ноги.
- Иди, - сказал он, - и пусть твои боги идут с тобой.
Схватив свой меч-полумесяц, он повернулся к своим людям и крикнул: - Прочь! Нам нужно разграбить город!
Воины бросились прочь с площади, и Кхиан последовал за ними. На краю тени он остановился и оглянулся. Последний долгий взгляд, свидетельствовавший если не о теплоте, то, по крайней мере, об уважении. А потом он исчез.
***
На лице гиганта сместились тени. Добродушные черты исказились в гротескное выражение ярости, когда свет лампы прошел под ним. Грядет последний суд, - казалось, прорычала статуя, и Хуэй не мог этого отрицать.
Встревоженный, он отвел глаза, торопливо проходя мимо этого монументального изображения. Ростом в восемь человек, он был одним из пары, охранявших вход в огромный погребальный комплекс фараона, раскинувшийся на западном берегу. Большая его часть все еще строилась – дворец и аллеи, небольшие похоронные дома, статуи и обелиски, – но он по-прежнему затмевал все другие места последнего упокоения древних королей во всем этом Городе Мертвых.
Как только Хуэй ступил на мощеную подъездную дорогу, он замедлил шаг и огляделся. Некрополь преобразился. Казалось, что тысячи костров пылали в темноте по обе стороны улицы, простираясь почти до самого края пустыни, насколько он мог видеть. Вокруг них сгрудились фигуры - отчаянные массы беженцев, которые бежали из поселений вдоль Нила, когда разразилась буря мечей, вместе с ранеными солдатами, повязки которых потемнели от крови, и другими голодными воинами, сломленными жестокостью пережитой битвы. Вдалеке он мог разглядеть следы других беженцев, шатающихся в поисках убежища. Самодельные палатки хлопали на ветру, а в воздухе, под клубами древесного дыма, стоял удушливый запах человеческих отходов.