- Поберегите дыхание, - сказал он. - Вы добрались до Лахуна. Здесь о вас хорошо позаботятся.
Хуэй снял с пояса бурдюк с водой и влил воду в рот мужчины. Всадник отчаянно прихлебывал напиток. Мужчина попытался заговорить, но у него едва хватило сил. Его голова затряслась от напряжения.
Прибыл Кен.
- Кто сделал это с ним? - спросил он без намека на жалость.
- Что ты хочешь сказать? - спросил Хуэй у мужчины.
Всадник снова пошевелил ртом, движения становились все более настойчивыми. Он издал стон.
Хуэй прижал ухо ко рту мужчины.
- Повтори еще раз, - сказал он.
Всадник собрал все те немногие резервы, которые у него были, и на этот раз Хуэй услышал.
- Гиксосы приближаются.
***
Хуэй позвал четырех самых сильных мужчин, чтобы они отнесли раненого незнакомца в город. Когда они добрались до дома лекаря Пахома, Хуэй приказал одному из носильщиков привести его отца, и они втащили раненого внутрь. Пахом был крупным бритоголовым мужчиной, его живот нависал над килтом. Хуэю всегда казалось, что у него болит зуб.
- Что это значит? - спросил лекарь.
- На этого человека напали по пути в Лахун, - сказал Хуэй. - Ему нужна ваша помощь, чтобы спасти свою жизнь.
Пахом вытаращил глаза.
- Мой отец заплатит вам.
Пахом неохотно махнул рукой в дальний конец комнаты. Носильщики потащили окровавленную жертву туда, где лекарь творил свою магию, в темную комнату, вдоль стен которой стояли полки, заставленные банками и колбами, склянками и свитками папируса. В центре стоял потрескавшийся и покрытый пятнами стол. Как только мужчину опустили на него, Кен выпроводил болтающих помощников и закрыл дверь.
- Помогите ему, - сказал Хуэй, добавив: - У него есть информация, которая может иметь жизненно важное значение для нашей безопасности.
- Судя по всему, это удары мечом, - прошептал Кен. - Это чудо, что он продержался так долго.
Все, о чем Хуэй мог думать, - это отчаянное предупреждение всадника. Если гиксосы задумали напасть на Лахун, им придется немедленно укреплять оборону, призывая в бой всех боеспособных мужчин. Это будет кровавая битва. Там не было искусных воинов, только торговцы, фермеры и гладкокожие богатые купцы. Для защиты они полагались на армию фараона, а гиксосы были известны как одни из самых свирепых воинов во всем мире.
Дверь распахнулась, и вошел его отец.
- Зачем ты меня побеспокоил? - спросил Хави с ноткой раздражения.
- Ты должен услышать, что скажет этот незнакомец, - ответил Хуэй. - Ты поблагодаришь меня, когда это сделаешь.
Как только он пересказал слова всадника, он увидел, как морщины на лице его отца углубились, как следы резца на камне.
- Зачем им рисковать и нападать на Лахун? - сказал он, словно пытаясь убедить самого себя. - Даже с их лошадьми и луками стены города крепки.
- Они могут попытаться заморить нас голодом, - рискнул предположить Кен.
- Не раньше, чем фараон пошлет свою армию, чтобы сокрушить их. - Хави потер подбородок, обдумывая стратегические возможности. - Сделай все, что в твоих силах, чтобы спасти его, - сказал он Пахому. - Я бы послушал, что он хочет сказать.
Лекарь уже ходил вокруг своего пациента, осматривая раны и определяя наиболее серьезные. Как только он закончил, Пахом широко раскинул обе руки рядом с пациентом, закрыл глаза и откинул голову назад.
- Я взываю к Хеке, богу магии и медицины, - произнес он нараспев. Он переместился к голове раненого и принял ту же позу. - И я призываю Собека помочь залечить эти раны. Лекарь подошел к пациенту с другой стороны. - И я призываю Сета, - продолжил он, - великого Бога Пустыни, который наблюдает за всеми нами, защитить душу этого бедного человека и дать ему великую силу, чтобы вернуть жизнь этим слабеющим конечностям.
Услышав имя Сета, Хуэй внимательно посмотрел на врача, склонившегося над жертвой, и подумал, не был ли он одной из фигур в капюшонах, которые присоединились к Исетнофрет во время ритуала возле пирамиды.
Пахом схватил с одной из полок папирус. Когда он развернул его, Хуэй заглянул ему через плечо. Это был один из медицинских текстов, написанных врачами для других врачей, и для непосвященных в нем было мало смысла. Обычно они хранились в той части храма, которая называлась Пер-Анкх, Дом Жизни, но у лекаря с таким положением, как у Пахома, были свои собственные копии, к которым он мог обращаться у себя дома или когда навещал больных на их виллах.