Кен рассмеялся. - Ты любимчик отца. Он будет рад тебе. Если бы я зашел к нему в кабинет, он бы дал мне подзатыльник и отправил восвояси.
Хуэй колебался. Были ли мотивы Кена чисты? Но он был его братом, и вся вражда между ними, несомненно, была улажена. Он хотел показать свою преданность. В пьяном угаре Хуэй схватил кувшин. Вдали от шумного празднования на вилле царила тишина, но из кабинета губернатора доносился смех.
- Я принес вам еще вина.
Хуэй поднял кувшин, когда вошел. Бакари и Хави оба покраснели.
- Видишь – хороший мальчик! - сказал Хави. - Лучший сын, о котором только может мечтать мужчина.
- Это правда.
Бакари отхлебнул из своего уже наполненного до краев кубка.
Хуэй снова наполнил бокал Хави и поставил кувшин на стол.
Бакари продолжил: - Ты - честь для своей семьи.
Хуэй поклонился. - И вы оказываете мне честь.
Его слова были невнятными, но он понял, что господин был слишком пьян, чтобы заметить это.
- Великие дела придут в этот дом, - сказал Бакари. - Великие дела. Тебя узнают прежде всего в Лахуне.
Улыбаясь, Хуэй отодвинулся, опустив глаза. Выходя из кабинета, он услышал, как его отец сказал: - Тогда давайте помолимся, чтобы у нас было все необходимое, чтобы держать гиксосов в страхе. Какой трагедией было бы увидеть, как это счастье будет уничтожено варварами.
- Вы полагаете, что это нападение будет скоро?
- Я не сомневаюсь. Военные отряды приближаются. Караваны разрываются на части. Жертвы говорят об ужасах, которые причиняют гиксосы...
Хави уже вовлекал Бакари в свои чары. Хуэй поспешил обратно в пиршественный зал.
Мучительный крик раздался еще до того, как Хуэй переступил порог в благоухающую атмосферу. Вопль донесся из кабинета.
Повернувшись, он помчался обратно тем же путем, которым пришел. Бакари, спотыкаясь, приближался к нему с протянутыми руками, его лицо было искажено ужасом.
- Помогите нам! - закричал он. - Пошлите за врачом!
Хуэй пронесся мимо него.
Врач! Должно быть, Хави заболел. Судя по поведению господина Бакари, это должно быть действительно серьезно.
- Великий Гор, пожалуйста, помоги моему отцу,
- пробормотал Хуэй. Когда он вошел в кабинет, молитва превратилась в сдавленный крик.
Хави бился на известняковом полу, как дикий зверь. Его пальцы превратились в когти, глаза были широко раскрыты и выпучены.Из его рта, где губы оттянулись от зубов, пузырилась пена. Кубок, который наполнил Хуэй, лежал на боку в луже рубинового вина.
Хуэй упал на колени, а Хави продолжал корчиться в жестоких конвульсиях.
- Отец! - воскликнул он. - Отец!
Гости начали толпиться у двери. Они в ужасе уставились на него.
- Хави был поражен, - выдохнул кто-то.
- Он бьется в конвульсиях! Болезнь! - закричал кто-то еще.
- Пожалуйста, - взмолился Хуэй, слезы жгли ему глаза. - Приведите Пахома...
Хави начал биться еще более дико, и Хуэй бросился на грудь своего отца, пытаясь помешать ему причинить себе вред. Но Хави был наполнен сверхъестественной силой, и Хуэй был отброшен на каменный пол.
Густая пена волнами пузырилась изо рта Хави и покрывала его губы, и теперь на ней было розовое пятно крови.
Хуэй в ужасе уставился на него, парализованный этим ужасным зрелищем.
- Яд! - воскликнул тот же гость. - Хави был отравлен!
Страх затуманил зрение Хуэя. Все, что он мог видеть, - это муки своего отца. Его ужас усилился еще больше, когда он увидел, что эти спазмы ослабли, превратившись в подергивания. Наконец они закончились, и Хави лежал неподвижно.
Хуэй начал рыдать. - Не умирай! - закричал он. - Не умирай!
- Губернатор был отравлен!
Хуэй увидел нависшего над ним Бакари. Лицо аристократа исказилось от ярости. Он повернулся и обратился к гостям.
- Губернатор отхлебнул вина, а потом начал давиться и плеваться этой мерзкой пеной. А потом он упал на пол в мучениях. Отравлен! Им!
Хуэй разинул рот. - Н-нет, - заикаясь, произнес он. - Я этого не делал! Я бы никогда...
- Хватит твоих фальшивых страданий! - Бакари разгневался, тыча в него пальцем. - Хави был отравлен, и не может быть никаких сомнений в том, что это сделал именно он. Его собственный сын.
***
Яма была глубокой и темной. Хуэй лежал на спине на скользких камнях и смотрел на круг голубого неба в конце черной шахты. В Лахуне его называли "Колодец". Когда-то здесь был колодец, так говорили писцы, один из немногих в пустынных землях, но он иссяк, и живые уже не помнили о нем. Это было место, куда бросалинасильников, убийц, воров и прелюбодеев, пока они ждали свершения правосудия Маат. Всех жуликов, головорезов, самых безнадежных и жалких членов общества.