Безумие.
- Еще. Сам Египет будет моим. Я стану царицей, а Кен будет моим супругом. А затем, как только Камень Ка окажется в пределах моей досягаемости... бессмертие. Я вознесусь. Я стану супругой самого Сета.
Хуэй изумился размаху безумных фантазий своей матери.
- Божество, - пробормотала она.
Хуэй вспомнил отвратительный ритуал, который как он видел, Исетнофрет и Кен проводили возле пирамиды. Там она соединилась с Сетом. Должно быть, это всегда было ее намерением – самой стать богом, и теперь она верила, что Камень Ка даст ей такую возможность. Он содрогнулся от чудовищных амбиций своей матери и масштабов безумия, которое ею двигало. Чтобы получить такой приз, она готова на все.
Исетнофрет оторвалась от щели, и в лунном свете она снова стала похожа на ту сгорбленную старуху. Но жестокая улыбка принадлежала только его матери. Прежде чем Хуэй успел высказать свое желание отомстить, она развернулась и зашаркала обратно вверх по ступенькам.
Хуэй бросился обратно в свою камеру. Когда он упал на холодные камни, его мысли были подобны водовороту, и все, что он мог вызвать внутри себя, был звериный вой боли. Он кричал, пока у него не пересохло в горле, этот ужасный вой поднимался по спирали вверх по Колодцу и выходил в Лахун, наконец исчезая в ночи.
***
Дни проходили в компании одних паразитов. В темноте Хуэй пытался сохранить бодрость духа, но с каждым часом его надежда таяла. Он жаждал услышать звук шагов Ипвет по каменным ступеням, но единственным человеком, который отважился спуститься, был охранник со своим скудным пайком. Возможно, Ипвет тоже разочаровалась в нем, оттолкнутая от него Исетнофрет, которая день и ночь изливала ей в ухо яд о своем брате-убийце.
На пятый день они пришли за ним. Папирусная веревка спускалась с круга голубого неба. Хуэй просунул конец веревки под мышками, и охранники вытащили его на яркий солнечный свет. Его подняли на ноги, а затем острием меча поволокли по улицам к дому губернатора. Его дом, который никогда больше не станет домом. Мужчины и женщины, мимо которых он проходил, смотрели на него или делали знак глаза, хотя всего несколько дней назад они смотрели на него как на героя, принесшего славу Лахуну.
В прохладе главного зала Бакари сел на стул с изогнутой спинкой, который когда-то принадлежал его отцу. Его изможденные черты лица теперь напоминали открытую могилу, предупреждая Хуэя о том, что должно было произойти. Там были управляющий и старейшины управляющего совета, а также Кен в качестве исполняющего обязанности губернатора.
- Вас будут судить здесь, в кенбете, - нараспев произнес Бакари, - и в этом суде будет решена ваша судьба.
Какова бы ни была его судьба, Хуэй встретит ее как мужчина, как и ожидал от него его отец. Он обвел взглядом собравшиеся лица и мельком увидел Исетнофрет в конце группы. Ее глаза были опущены, а лицо искажено горем, как и подобает молодой вдове. Ее траур вызвал бы уважение у всех присутствующих. Но когда она увидела, что он смотрит, она позволила себе легкую улыбку, невидимую никем другим. Хуэй изо всех сил старался сохранять спокойствие. Сейчас было не время.
- Я невиновен в тех обвинениях, которые были выдвинуты против меня, - сказал Хуэй.
- Если бы вы не были виновны, - сказал Бакари, - вас бы не обвинили.
Хуэй изобразил уверенное выражение лица, несмотря на свои страхи. Ему придется убедить суд в том, что обвинения были ложными. Но у него не было свидетелей, на которых можно было бы опереться, никаких свидетельств или ходатайств. Исетнофрет знала это, и это оправдывало ее веру в то, что для него потеряна всякая надежда. Исетнофрет, возможно, и призналась Хуэю в своем преступлении, но это было бы его слово против ее слова. Одно говорило в его пользу: не было ни малейшей причины, по которой он хотел бы убить собственного отца.
- Закон земли был передан человечеству богами в Первый день, - сказал Бакари суду в речи, продиктованной законом. - Мы выносим здесь свое суждение на основе принципов, которых требует Маат. Жизнь в мире для себя и в мире перед глазами богов должна быть жизнью, прожитой в равновесии. И давайте не будем забывать, что из всех преступлений, которые может совершить человек, убийство собственного отца - одно из самых чудовищных.
Управляющий выступил вперед и зачитал обвинение в том, что Хуэй виновен в убийстве своего отца. Он продолжил рассказывать о том, как Хуэй принес вино в ту ночь, в то время как господин и Хави были погружены в дискуссию о защите Лахуна.