Теана посмотрела на юношу, кивнула и взяла копье. Леарко поднял с земли другое оружие и посмотрел на зверя. Убийцы, все еще державшиеся на ногах, тщетно пытались сразить его кинжалами, но эти попытки казались такими неуклюжими и жалкими по сравнению с ударами монстра, беспощадно расправлявшегося с каждым из них.
Принц подхватил Сана на руки и прижал к себе. Мальчик трясся от страха.
— Я не допущу, чтобы с тобой случилось что-то страшное. Я умру за тебя, — решительно сказал он Сану. Затем с мольбой в душе он замер в ожидании.
Сеннар с ужасом следил за приближением Иешоля. Тот превратился в собственную тень, куклу, в бессилии ползавшую по земле, но не отступившую от своих намерений. Его глаза были полны ненависти: старый маг знал, что ничто, даже смерть, не могло бы его остановить. Взгляд Сеннара был прикован к земле; маг почувствовал свою неспособность хоть как-то противостоять ему.
Иешоль дополз до стены и с трудом поднялся на ноги. Позади него таяла слабая стена, защищавшая Лонерина.
— Я еще не умер, — прошипел Верховный Страж Гильдии; струйка крови стекала с его подбородка. — И пока я жив, Астер может вернуться обратно!
Он поднял кинжал и с яростью кинулся на Лонерина. В этот самый миг талисман власти разразился ослепительным светом. Зажатый в руке молодого мага, он задрожал от невиданной силы. Млечная дымка заполнила пространство комнаты, и спасительное тепло окутало все вокруг. Сеннар инстинктивно закрыл глаза руками. В сиянии этого света возник прекрасный детский образ; старого мага чуть не хватил удар. Он очень хорошо помнил их последнюю встречу, как будто с того момента не прошло и дня. Это случилось давным-давно в одной темной комнате. Необыкновенно зеленые глаза Тиранно стали последним ярким воспоминанием прежде, чем старик потерял сознание. Сеннар знал о тоске, переполнявшей сознание Астера, и с тех пор тот перестал быть для мага врагом.
Новая встреча с ним повергла старого мага в смятение: теперь между ними больше не было различий. С тех пор как ушла Ниал, в нем не осталось уже ни следа от былой силы.
— Астер, — пробормотал Сеннар.
Ребенок смотрел вверх с выражением блаженства на лице, производившим на старого мага неизъяснимо странное впечатление. Сеннар был уверен, что в жизни тот никогда бы не достиг подобного умиротворения. Едва услышав свое имя, ребенок опустил глаза и внимательно посмотрел на Сеннара. В глазах Астера промелькнула искра понимания, и старый маг почувствовал, что эта улыбка предназначалась ему. В печальном взгляде Тиранно Сеннар разглядел все то, что он сам испытал за эти долгие годы, ту же мучительную дорогу, которую Астер уже когда-то прошел до него. Это общение длилось не больше мгновения, но оказалось длиною в жизнь.
Для чего существует боль, куда она ведет и какой смысл в борьбе? Это — единственно важный вопрос, на который не существует ответа, есть только вечный поиск.
Затем жуткий вопль прервал эту идиллию, окутанную млечной пеленой.
— Нет!
Иешоль, сжимая пальцами кинжал, закричал что было сил. Нож со звоном упал на пол: Верховный Страж протянул к видению руки.
— Не оставляйте меня, мой господин. Только не сейчас, умоляю вас! Примите мое тело и правьте, заставьте вновь трепетать этот мир просителей!
По лицу Иешоля текли слезы, но Астер даже не удостоил его взглядом. Дух медленно растворился в воздухе; луч померк, удалившись в небытие. Талисман сверкал еще какое-то время, а потом комната вновь погрузилась в унылую тьму.
— Это — конец, — произнес Сеннар, опираясь о стену.
Иешоль рухнул на пол. Он смотрел туда, где только что видел дух Астера. Казалось, что он с трудом понимал все происходящее. Затем он заревел от отчаяния, подобного тому, которое охватило его при виде башни, поверженной в прах одним-единственным ударом. Тогда боги хранили молчание; на этот раз Тенаар также не внял его мольбам.
У ног Верховного Стража растеклась большая лужа крови. Стоны Иешоля становились все слабее: жизнь его покидала.
Сеннар предоставил Стража его незавидной участи и бросился к Лонерину. Магическая стена исчезла, и бездыханное тело юноши лежало на полу.
— Лонерин, — позвал юношу Сеннар, беря его за руку. Она была холодна как лед. — Ты не можешь сейчас все бросить. Вернись обратно, ну, давай же… — прошептал он.
Смерть очаровывает уставшую душу, пленяя своими соблазнами. Сеннар знал, что это — последнее испытание, с которым Лонерину предстоит столкнуться: необходимо преодолеть это искушение, снова заточить свою душу в бренное тело, смиряясь с муками, сопутствующими этому. Старый маг сжал в руках талисман и с волнением ощутил пульсирующее внутри него тепло. Душа Лонерина была все еще там. Талисман становился холодным и переставал источать свет только тогда, когда в нем уже не было никакой иной живой силы. Так было с Ниал, когда она навсегда покинула этот мир. А может, у Лонерина есть еще надежда, может, стоит осветить ему путь, призывая его вернуться обратно в этот мир.
— Ты сделал это, ты меня слышишь? Лонерин, если ты не вернешься, то все, что ты сделал прежде, потеряет свой смысл.
Маг почувствовал, как его рука вдохнула немного сил в талисман, но тепло не ослабевало.
— Все, что возродится из этого пепла, обретет новые формы. Это будет мир, в котором молодые люди больше не будут вынуждены жертвовать собой. Будь проклята та земля, в которой дети должны умирать раньше своих отцов!
Сеннар приложил руку к груди Лонерина и попытался применить еще один спасительный ритуал, который он был еще в состоянии осилить: ласковое заклинание, заученное им еще в детстве. Однако сердце Лонерина оставалось безучастным ко всем его усилиям.
— Это мы, старики, должны отдавать себя в жертву, — продолжал Сеннар, повышая голос. — Мы слишком слабы, чтобы возродить Всплывший Мир, но таким, как ты, — это по силам. Именно поэтому ты должен вернуться. Сейчас не время для покоя, ты не должен уходить от борьбы!
Юноша, такой же холодный и безучастный, лежал на земле, а тепло талисмана все не угасало. Тогда Сеннара охватило мучительное чувство беспомощности. Он вспомнил о Лайо, погибшем много лет тому назад, о Ниал, обо всех жертвах, которые из поколения в поколение требовались Всплывшему Миру, чтобы свободно дышать, чтобы освободиться от зловонного духа очередного диктатора. Сеннар чувствовал эту несправедливость, с которой он никогда бы не смирился.
— Проклятье, Лонерин! — закричал он из последних сил.
«Лучик света. Чернота. Мрак, отбрасывающий тень, — странный парадокс», — подумал Лонерин и открыл глаза. Он чувствовал себя таким далеким и таким уставшим. Это было путешествие по ту сторону жизни, но юноша знал, что его стоило проделать, чтобы достичь наконец мира. Однако в этой млечной пелене маячил черный огонек. Боль. Физическая боль. Боль в груди. Теперь он чувствовал ее присутствие. Он ощущал ее, ощущал свое напряжение, с которым он поднимал и опускал грудь в непрерывном ритме дыхания. Во имя чего терпеть такие муки?
Пятно света вновь привлекло его внимание. В этой белизне было нечто приковывавшее взгляд. Лонерин почувствовал ноги, плечи, руки и вены — все тело, в котором кровь застыла в ожидании. Ему было очень плохо. Он мог принять решение и навсегда затеряться в этом млечном небытии, раз и навсегда покончив со страданиями, либо, превозмогая боль, продолжать борьбу. И все же… он не мог. Не хотел. Огонек разрастался в черный пожар, и, несмотря на пронизывающую Лонерина боль, неумолимо манил к себе.
Заряд энергии рук Сеннара проник внутрь неподвижно лежавшего Лонерина. Он был похож на мучительную тяжесть в груди и длился не более мгновения. Затем старый маг под своей ладонью различил слабое биение сердца. Он внимательно посмотрел в лицо юноши и заметил, как оно стало медленно розоветь. А талисман в это время постепенно терял свое тепло. Маг почувствовал охватившее его безмерное ликование, проникшее в каждую клеточку его тела, и как только юноша открыл глаза, то в безудержном порыве кинулся обнимать Лонерина.