Как только копье высвободило свою магическую силу, Леарко прижал к себе Сана. Стены Дома рушились, и даже оставшиеся немногочисленные уже убийцы растворялись в этом ослепительном сиянии.
Принц прищурил глаза, словно смотрел на солнце, — в самом центре зала он рассмотрел извивавшегося в мучительных судорогах зверя.
Потом случилось чудо.
Леарко все понимал, но с трудом в это верил. С тех пор как принц оказался здесь, он не смел на это надеяться. Он отчаянно сражался, так как борьба исключала всякую надежду, но в глубине души он чувствовал, что скоро все закончится.
Тем не менее очевидность происходящего его ошеломила. Постепенно Леарко стал различать черты лица Дубэ, возникавшей из тела зверя, и вздох облегчения вырвался из его груди. Он позвал девушку: его крик взорвал эту фантастическую тишину. Затем погас свет.
Сан дрожал у него на груди: юноша чувствовал, как мальчик ладонями сжимал его руки.
— Что, что это было? — спрашивал Сан испуганным голосом.
Их накрыла неестественная тишина. Мрак рассеялся, и Леарко увидел два лежащих на полу тела, крепко сжимавшие друг друга в объятиях; они плакали от обретенной вновь свободы. Лежавший на спине в одежде мага старик казался спящим. Согнутый человек рядом с ним тяжело дышал. Вот и она.
Леарко, высвободившись из объятий Сана, метнулся вперед.
Бледное лицо Дубэ было наполнено таким умиротворением, какого он раньше никогда еще не видел. Их жизни — длинная история, полная тревог и страданий. Наверняка теперь появилась возможность для возрождения и наслаждения жизнью, в которой чувство вины больше не будет вечным приговором. Возможно, сейчас их любовь сможет медленно и спокойно перерасти в более глубокое чувство.
Принц, одной рукой придерживая девушку за спину, нежно повернул ее к себе и увидел, как Дубэ нахмурила лоб. Он убрал с ее лба влажные от пота волосы и рассмотрел наконец истинное лицо девушки. Снадобье, которое она принимала во время своего пребывания во дворце, прекратило свое действие, и волосы Дубэ стали теми же, что и всегда. Девушка была в точности такой, какой он ее запомнил, когда видел еще ребенком во время ужасной бойни, участником которой был и он сам. Принцу она показалась еще прекраснее, чем раньше.
Девушка медленно открыла свои черные бездонные глаза. Пустота еще не исчезла из этого взгляда, потому что время залечивает далеко не все раны. Тем не менее со временем найдется способ наполнить эти колодцы иным смыслом, заставить уйти боль.
Через некоторое время Дубэ узнала Леарко, и в ее глазах проступили слезы. С трудом приподнявшись, она отчаянно обняла руками его плечи, так, как это делала на чердаке дворца.
— Мы — мертвы? — спросила девушка.
Леарко положил свою голову ей на грудь, вдыхая сладко-горький аромат ее кожи, запах, которым, как ему казалось, он никогда уже больше не насладится.
— Благодаря тебе — нет.
— Я не хочу никогда тебя больше терять, — произнесла Дубэ, рыдая, как девчонка. — Без тебя мне нет жизни.
Леарко сжал ее в своих объятиях.
— Этого не случится, — шепнул он ей на ухо.
Сан не сразу сдвинулся с места. Никто не следил за ним; ослепительный свет уже погас. Сначала он был очень напуган видом громадного монстра, а в особенности этими ужасными магическими чарами светловолосой девушки. Когда в страхе он прижимался к Леарко, только одна мысль мучила его сознание.
«В этом — моя вина, и только моя!»
Теперь перед лицом этой отвратительной бойни он почувствовал, как приступ тошноты скрутил его желудок. Кругом лежали тела убийц. Гильдия повержена его магией — эту картину он много раз мысленно представлял себе во время своего путешествия с Демаром. Но в его грезах не было такого невыносимо горького запаха, не было столько крови и ужаса. Мальчик не испытывал никакого удовлетворения от увиденного зрелища. Сан внезапно понял все безрассудство своего поступка; его ошибкой было не только то, что, не владея в достаточной мере своими способностями и не сумев довести до конца все задуманное, он появился в Доме Гильдии. Ошибочным оказалось стремление устроить эту резню, страстное желание мести. Наконец Сан понял слова Идо. Чувствовал ли он себя лучше оттого, что Гильдии больше не было?
Комок боли, застрявший в горле мальчика с того самого дня, когда двое убийц проникли в его дом, до сих пор оставался неизменным, и никакая из этих жертв не смогла бы смягчить горе Сана. Выбранный им путь не привел бы его к миру в душе.
Сан был в отчаянии. Он все только усложнял. Его рана никогда бы не зажила, но было еще нечто, за что мальчику предстояло нести бремя ответственности, — это чувство вины за все задуманное и содеянное им.