Ренни самодовольно улыбнулся:
— Нас это не касается, не так ли? Это будет головной болью того, кто их купит.
Солдат потянул за цепь. Как только Дубэ отделили от Теаны, она почувствовала свою беззащитность: казалось, кожа стала настолько прозрачной, что через нее был виден каждый орган. Не может быть, чтобы он ее не узнал и не почувствовал зловонный дух своего греха. Наверняка Ренни вспомнил ее еще и потому, что именно он обвинил девчонку в преступлении, не оставив ей ни единого шанса на оправдание.
Торговец начал крутить ее, осматривая со всех сторон, словно животное. Он пощупал ее руку, попросил открыть рот. Он медленно вел своими жирными пальцами по телу Дубэ, пока не наткнулся на клеймо.
Девушка начала нервничать. Ренни поднял рукав ее одежды и увидел сдвоенный пятиконечный знак.
— Что это? — Он посмотрел Дубэ прямо в глаза, но разбойница оказалась не в состоянии произнести ни слова.
— Ну? — проревел он снова.
— Это символ принадлежности к жреческой касте.
Дубэ повернула голову. Определенно это был голос Теаны, дрожащий и неуверенный, но все-таки ее голос.
— Никогда не видел ничего подобного, — сказал торговец, стараясь рассмотреть его получше.
— Моя подруга, чтобы вылечиться от красной лихорадки, с детства посвятила себя богу.
Ренни с восхищением посмотрел на разбойницу:
— А! Так, значит, тебе удалось уцелеть…
Дубэ растерянно кивнула. Это была правда, ужасная правда.
Затем Ренни осмотрел Теану и принялся подсчитывать их общую стоимость. Наконец он снова с трудом уселся на стул и изрек свой вердикт:
— Сто каролей за каждую.
На лице солдата появилось недовольство.
— Ты что, с ума сошел? Да это товар — первый сорт!
— Это самое большее, что я могу тебе предложить: или да, или нет.
Дубэ словно издалека слушала их разговор. Волшебные чары это или нет, но она не могла поверить в то, чтобы старый друг детства не узнал ее. Разбойница почти уже было собралась открыться ему, чтобы в конце концов узнать, получила ли она прощение. А может, девушку уже забыли или все еще продолжали считать без вести пропавшей? Эти мысли одолевали ее, и вскоре в голове Дубэ все окончательно смешалось.
Теана выбрала момент, взяла ее под руки и усадила на землю.
— Все закончилось, — с облегчением прошептала она на ухо своей спутнице.
Их конвоир уже ушел с полным кошельком в руках, но Дубэ этого и не заметила. Она погрузилась в свое прошлое, и нахлынувшие неожиданно воспоминания затмили собой действительность.
Ренни привязал цепь с девушками к единственному оставшемуся свободным шесту шатра, а затем удалился, не сказав ни слова.
Теана сразу заметила на лице Дубэ какое-то безумное выражение. Махнув головой, она указала в сторону, куда ушел работорговец:
— Ты его знаешь?
Дубэ кивнула. Она сидела опустив голову на колени, прижатые к груди.
— В детстве мы вместе играли. Он был одним из тех, кто обрек меня на изгнание из этого города.
Теана не проронила ни слова.
Дубэ подняла голову:
— Для объяснений нет времени. Это — долгая история, да тебе и не понять.
Казалось, что эти слова обидели девушку, но она не стала больше настаивать.
— Все будет хорошо, не волнуйся, — проговорила разбойница.
В действительности находиться здесь было для нее унижением. Чувство вины, смутное присутствие которой она ощущала в течение многих лет где-то внутри себя, казалось ей неким подобием стеклянной стены, отделявшей ее от мира, но там, у помоста, под пристальным взглядом Ренни оно превратилось в пронзительную боль.
В этот самый момент в шатер решительно вошел молодой солдат и отвязал нескольких женщин, чтобы отвести на помост, где аукционист с целью демонстрации всех достоинств невольниц выставлял их на всеобщее обозрение.
Теана с волнением наблюдала за происходящим. Наверняка она спрашивала себя, когда же наступит и их черед и что за этим последует. Другие женщины, всякий раз, когда входил солдат, отступали назад: одна из них бормотала какие-то подбадривающие слова, но остальные, в большинстве своем, рыдали в голос.
Дубэ полностью отстранилась от происходящего. Сейчас, поджав колени, девушка чувствовала себя точно так же, как и тогда, после убийства Горнара, когда, скрывшись на чердаке своего дома, она замкнулась в упорном молчании. Ничто не изменилось с той поры, несмотря на то что прошло уже десять лет, и за это время она успела познакомиться с такими людьми, как Учитель и Лонерин, сумевшие ее понять.