— Они очень не любят, когда их путают, и поэтому если вы скажете «Салазар» и получите в глаз, или, произнеся «Годрик», внезапно осознаете, что лежите на полу, скованные заклятьем, — значит, вы ошиблись, — ухмыльнувшись, пояснил Драко.
— Ты недооцениваешь меня, отец, — голос Салазара был плавно-тягучим, околдовывающим слушателя завораживающими мягкими интонациями и необычным «экающим» и «ыкающим» румынским акцентом — румынский язык использовался в Ашкелоне наравне с наречием Хаоса, поскольку был для Дракул родным, как и для Фаэлиты. — За подобные оскорбления я обычно уничтожаю на месте…
— Я прослежу, чтобы он никого не убил, дядя Драко, — негромко предложила Лейла, в то время как остальные лонохарцы смешались с толпой гостей.
— Проследи, — кивнул Вольдерихар. — У него сегодня плохое настроение…
— А какое оно было бы у тебя, если бы твой доклад по демонологии сжёг чей-то ручной дракон-карлик? — на мгновение в голосе Салазара прорезались по-детски обиженные интонации.
— Это не дракон-карлик, а файр! — праведно оскорбился за своего питомца Годрик. — И я же извинился! Тем более что у тебя наверняка ещё десяток копий доклада!
— Двенадцать, — машинально уточнил Салазар. — Но это вовсе не значит, что их можно жечь всяким ящерицам-недомеркам!
— Какой ты зануда, Салли, — вздохнув, Лейла дёрнула его за тонкую косичку. — Пойдём, осмотрим замок?
— Я ненавижу, когда меня зовут Салли, — процедил тот. — И я ненавижу, когда меня дёргают за волосы!
— Да что ты вообще навидишь? — весело фыркнула Лейла, смешно наморщив нос, и её глаза — чёрные, как у отца, но по-кошачьи раскосые, как у матери — полыхнули ярким ядовито-зелёным пламенем, случайно отразив свет. — Перестань вредничать, тебе не идёт, — она положила ему руки на плечи.
Усмехнувшись, Салазар притянул её к себе и поцеловал. Годрик весело ухмыльнулся, поняв, что настроение брата потихоньку становится обычным — допустимой степени скверности. Хорошо, что они с Лейлой спелись: та могла заставить и камни шевелиться, и Сехишшиасса — улыбаться. Салазару как раз такая девушка и была нужна, а то порой он становился просто невыносимым. Но ему это было простительно: Годрик вообще не мог представить, как бы он жил с таким проклятьем, как у Салазара… Иногда хромота старшего близнеца была почти незаметна, но она всё равно мешала учиться боевым искусствам, и Годрик знал, что хоть Салазар и не жалуется, он очень болезненно переживает своё увечье.
А ведь при ином раскладе всё обернулось бы ещё хуже. Проклятье несостоявшегося убийцы летело прямо в сердце ничего не подозревавшему одиннадцатилетнему Годрику, но Салазар, чудом заметивший изменение в магическом фоне, прыгнул на брата и повалил его на пол, однако при этом заклинание успело хлестнуть Салазара по ноге.
А дальше началось самое непонятное. Нападавший, увидев, что покушение не удалось, сам разнёс себя в клочья мощным заклинанием, так что даже некромантия была не в силах подействовать на его останки. Осмотрев Салазара, Валькери пришла к выводу, что проклятье останавливало рост костных тканей — очень странно для покушения! Мало того, чары состояли из нескольких совершенно, казалось бы, несовместимых заклинаний, и подобрать к ним контрзаклинание не представлялось возможным. И с тех пор одна из костей правой ноги Салазара, от колена до лодыжки, перестала расти, в то время как левая развивалась так же, как и должна была, и в конце концов разница составила почти четыре дюйма! Ни о каких боевых искусствах помыслить было нельзя — ведь теперь даже ходить без трости ему удавалось с трудом. Немного облегчала участь обувь; очень высокий правый каблук скрывали длинные брюки, да и все лонохарцы деликатно старались не замечать изъяна, уважая чувства Салазара.
Лучшие маги-теоретики, включая Люцифера, Валькери, Драко, Воланда, Ровены, Сехишшиасса, Лаарна, Вэйяла и многих других, годами пытались найти контрзаклятье — тщетно! Мало того, им даже не удалось расшифровать до конца само проклятье! По всей видимости, убийца что-то напутал с наложением чар, а именно такие спонтанные ошибки труднее всего поддавались изучению. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, ничего не удавалось сделать; почти все отступились, осознав своё бессилие, и лишь родственники Салазара с маниакальным упорством продолжали искать контрзаклинание, надеясь на чудо и глубоко в душе боясь смириться с безрадостной реальностью.