Облегчить участь человека, которому грозило попадание в одну из «проблемных» категорий, могли данные о его оппозиционной деятельности или хотя бы критической дистанции в отношении режима. Источниками подобного рода данных могли быть только очевидцы, и к анкете разрешалось прилагать сопроводительные документы — свидетельства жертв режима или людей, признанных незапятнанными. Располагавшие необходимыми материальными возможностями могли также прибегать к услугам адвокатов, что обычно положительно сказывалось на исходе рассмотрения их анкет.
Разумеется, обработка миллионов анкет представляла собой титаническую задачу. Однако возможности избежать ее, осудив скопом всех причастных к национал-социалистическому режиму, у победителей не было: наказывать пришлось бы слишком многих. Власти Третьего рейха предприняли масштабные усилия для того, чтобы обеспечить вовлечение в систему широких слоев немецкого общества. Каждый, кто претендовал на сколько-нибудь значимый пост, обязан был вступить в партию, и в результате к моменту окончания войны в Германии насчитывалось около девяти миллионов «партайгеноссе» [Brenner 2016: 229]. К этому добавлялись миллионы членов различных национал-социалистических организаций. Попытка покарать или без разбора поразить их в правах привела бы к формированию многочисленного сообщества людей, которые считали бы себя пострадавшими и в штыки воспринимали бы любой новый порядок, возникший с согласия оккупационных держав. Это, в свою очередь, подрывало бы стабильность нового государства, которое в итоге могло оказаться очередной «нелюбимой республикой». Кроме того, среди членов НСДАП имелось немало тех, кто вступил в нее чисто формально, уступив давлению местного партийного руководства, и не участвовал напрямую ни в каких преступлениях. Нередки были также случаи, когда человек, к примеру, вступал в ряды СА, чтобы таким образом избежать необходимости становиться членом партии. Наказать всех одинаково на основании формальных критериев значило практически наверняка вызвать масштабное недовольство.
Этот результат стал бы прямой противоположностью той цели, ради которой и была затеяна массовая проверка. Основная идея оккупационных властей заключалась не в том, чтобы покарать за прошлое (это была важная, но второстепенная задача), а в том, чтобы выявить людей, способных продолжить деструктивную деятельность в будущем. Денацификация была устремлена в будущее сильнее, чем в прошлое, и с течением времени эта тенденция только усиливалась. Таким образом, если человек демонстрировал готовность отказаться от своих прошлых взглядов, он мог отделаться довольно легко. Этот принцип — интеграция важнее наказания — лег в первой половине 1950-х гг. в основу внутренней политики Аденауэра.
Однако индивидуальная проверка миллионов человек оказалась слишком масштабной и в конечном счете непосильной задачей. Уже в 1946 г. в американской оккупационной зоне работа с основной массой анкет была передана в руки немецких судебных комиссий (Spruchkammer); до этого момента своими силами американцы успели обработать почти 1,6 млн анкет [Taylor 2011: 267]. В британской оккупационной зоне аналогичный шаг был сделан осенью 1947 г. Во французской зоне анкеты заполнялись лишь меньшинством взрослых немцев, что существенно облегчало задачу; здесь немецкие представители были вовлечены в процесс проверки анкет почти с самого начала.
Члены немецких судебных комиссий, особенно в сельской глубинке, часто оказывались не на высоте поставленной задачи. Им не хватало необходимой квалификации, нередко они рассматривали дела своих знакомых и соседей, вынося весьма мягкие решения. Порой им приходилось сталкиваться с угрозами и насилием со стороны сограждан, заподозривших их в излишнем рвении; имели место поджоги служебных помещений и покушения [Taylor 2011: 284]. Поскольку сами стандарты были довольно расплывчатыми, в двух соседних судебных комиссиях в одинаковых случаях нередко выносились совершенно разные приговоры, что, естественно, не способствовало позитивной оценке всего процесса немецким обществом. Хотя победители сохранили за собой право вмешиваться в деятельность немецких органов и самостоятельно решать судьбу главных преступников, их ресурсы также были далеко не безграничными.